Ника Батхен - Галечный ключ. Крымские стихи

В коллекцию коктебелек
Ложится напев старинный.
Вот вы все твердите «берег»,
А я говорю «марина».
Вот вы все хотите глади,
Плодовой, упругой плоти,
А я выбираю платье,
Раскрытое в повороте.
Есть правда нутра и тлена,
Крутая тропа традиций,
А я выбираю пену,
В которой хочу родиться.
Движенье воды – на скалы.
Удары валов – о весла.
Да будут закаты алы!
Да будут прекрасны весны!
Лети, моя баркентина,
За жаркой рукой муссона,
За нордом к полярным льдинам,
Отважно, легко, бессонно…
Я черту скажу, не струшу,
Куски парусов спуская:
«А ну, не замайте душу —
Морская она, морская!»
И будут метаться птицы
Над сушей больной и бренной,
Когда перестану длиться,
А имя растает пеной.
Так право земли наруша,
Огнем застывает глина.
Шуршите губами «суша»,
А я промолчу «марина».

Яблоко бьётся со звуком которого нет
Ни на одном языке…
Есть слова для вечернего снега,
Вещи, которую хочется починить, но она сломалась,
Прикосновения призрака, памяти о местах
Где никогда не бывал, но мечтал обильно.
Как говорит мобильный пророк «Кысмет».
Яблоко бьется о камень со звуком «смерть»,
Но остаются зерна. Они беззвучны.
Клетками кожи замкнутые ростки —
Белые не родятся, а у цветных есть шанс
Вдвинуться в землю, взвиться, листвой шуршать,
Кружевом брызнуть, громко ронять плоды,
Сбрасывать ветки, жадно просить воды
Словом, которого не было в словарях
Каждый варяг тоже желает знать,
Где поселился княжич,
Кому Елена снова дала на царство.
Парис – фарси это не греческий,
Царствуй и не форси.
Сколько ни мерзни – не обернешься Каем.
Кай человек. Любой. Ты, он.
Каждый кто носит тогу и дышит в тон
И не зовется Карлом…
Варвары говорят
На золотой короне семь листьев в ряд.
Врут. И вино не разводят.
И ждут войну.
Яблоко, не разбившись, пойдет ко дну.
Звука не будет. Прекраснейшей из божеств
Я вместо слова в подарок оставлю жест.
…Яблочный месяц. Медленный шаг луны.
Сон – заповедник нетронутой тишины.

Шрамы от старой любви воспаляются осенью, реже весной.
Бродишь себе по проспектам, рулишь по объездной,
Шаришь по вывескам и афишам, пахнет картошкой фри
Это свобода поры и времени, теплая грусть внутри…

Трижды предам тебя, полька-бабочка, прежде чем полночь бомм.

Лбом по асфальту, нисколько барышня, только коньяк и бром,
Только стрелять по бульварам истово – доброе слово дай.
Осень карминова и монистова, в каждом саду Клондайк.
Хором студентки играют в яблоки… помнишь ли, Барбара?
Катамараны, утята, ялики, розы в руках, жара.
Помнишь ли – в этом кафе под зонтиком звонко упал бокал.
Мы насмехались над лунным ломтиком, тесно сведя бока.
Не улыбалось – хотелось доброго, честного, говорю!
Минус-парковка выходит дорого, город в руках ворюг.
Платишь за право следить за стеклами в приступе ностальжи
Вот и картинки выходят блеклыми, полными левой лжи.
Скучная плоскость мобилографии, точка, тире, абзац.
Кризы, эпиграфы, эпитафии – и каблучками – клац!
И Барбара превратится в Вареньку, будет лепить пирог,
Крепко резинку пришьет на варежку и подметет порог…
Шрамы от старой любви не лечатся – прячутся в телесах.
Снег обезболивает час от чАсу, хочется петь, плясать,
Броситься… не бросается.
Варя? Спешу домой
Осень-лиса кусается, осень-такси катается, осень-пчела касается крыльями губ – не-мой…