Сергей Пахомов - Неболочь

Пустые разговоры о странных берегах. Я думаю, что поры преодолеют страх,
Я думаю, что – хором – преодолеем стыд, поверив в уговоры бездетных эвменид.
Я думаю, что скоро… Но думаю – вчера: на грядке помидоры, как отблески костра.
Не помню, что случится на странных берегах – как смазанный горчицей, в ключице ноет страх…
На грядке помидоры, созрев, сошли с орбит; застенчивостью вора превозмогаю стыд.
Костёл костра пылает на странных берегах, меня ниспровергает преодолимый страх.
Мне стыдно, но, стараясь стыдливость превозмочь, я искренне пугаюсь, когда смеётся дочь.
У сваренного рака – глазища из орбит, я помидорно-маков, когда теряю стыд.
Пустые разговоры, церковные кресты… Я думаю, что город увижу с высоты
(Без крыл – не боязливо, терпимо, что я гол), – и ангел кропотливо несёт меня, беспол.

Глядит на волглые дома река водонапорным взором.
Тень утонувшего забора, как тень минувшего сома…
Ульянов-Ленин – в шалаше, сижу в палатке на разливе,
Мой остров (лодка Фаберже привязана к мочальной иве)…
В пустопорожней голове – не план рабочего восстанья.
Вельбота рубчатый вельвет… Приплыл сосед без опозданья.
С ним «литра» водки, хлеб и лук, сырок, подушечки-конфеты,
Соль, перец, сигареты «Друг», на всякий случай – сигареты
«Аврора», крепкие, как ром, который продают в нагрузку
(Мы ром и с одури не пьём – тем более, переводить закуску?).
Пришвартовалась детвора – рыбодобытчики за пайку.
Кто сучья пилит для костра, кто продевает в обечайку
Свинцовую пеньковый шнур, кто перетряхивает сети…
Мы объявляем перекур, чему обрадованы дети.
Расчёт: по жереху на нос; плотвы, язей – бери, сколь хочешь…
Обширен стал Моложский плёс: не облетишь, не обхохочешь.

Прошло полжизни… Наяву гляжу на паводок с откоса.
Я жил, теперь ещё живу, ругая мертвенное плёсо,
Систему шлюзов, мудаков-мелиораторов, свободу…
Реке не хватит рукавов, чтоб слёзы утереть народу.

Как посиневший подбородок (я на рыбалке день-деньской),
Посыпав снегом околоток, нависла туча над рекой.
Во льду просверленные дыры – кругом, как заячьи следы,
Дуршлаг, охотничьего тира мишень, кротовые ходы.
Мне странно, сонную мормышку подлещик нежно теребит,
Так, пенкой поднимая крышку кастрюли, молоко кипит.
Перерыбачился, морозом стянулась лунка, и рука
Ошпарилась – не о мимозу – о ручку кружки молока?
Внезапно помутнел рассудок, я, продираясь через лес,
Увы, не помнил время суток, стуча зубами полонез.
На соснах, елях – вместо шишек – дрожа, топорщились ерши,
Цепляясь за набор мормышек, как будто за волосы вши.
Я ел их, мёртвыми губами шептал: «Лабискви»… – (без ума),
И сердце, превращаясь в камень, тащило в прорубь, как сума.
Потом погонщик маламутов и – в лихорадочном бреду —
Лабискви, снега перламутр, орава орков на Ski Doo…
Холодный Доусон, в салуне я сыплю золотой песок
Лабискви между полнолуний и виски делаю глоток…

В чём смысл сна, в чём осени капуста: безлюден ошинкованный лесок,
Стиральною доской – а это грустно – ребрит воды серебряный поток.
Я вспомнил, как собрал безгубых устриц, а ты заправила косичку под платок…

В чём невидаль обманного тумана: грибы-лазутчики на голубиных мхах
Едва приметны (что немного странно), и холодно удерживать в руках
Корзину… Я спросил Ивана: «А рожа почему вся в синяках?».

В чём правда и ожиданность ответа: «Подрался с братом – он обидел мать…
(Приблудная собака – что приветно – вдруг перестала нудно завывать…)
Неловко мне рассказывать об этом… и несподручно грузди собирать».

В чём смысл человеческих страданий (заплывшим оком – солнце в небеси):
«Я помогу, поделим вровень, Ваня, ты, главное, до дому донеси…».
Ириской, завалявшейся в кармане, сердечко слиплось… Господи, спаси!

Не прячь глаза, как прячет филин полёвку в тёмное дупло,
Когда вечерний свет оливен, и ливень тормошит стекло…
На листьях – водяные знаки, как на купюрах… Журавли
Порой – застёжкой на рубахе, порой – крестами на Нерли.
Соединительною тканью – дождь – между небом и землёй,
Вода – барашковою бранью, дорога – кольчатой змеёй.
Казалось, можно подтянуться, как по канату, до небес,
Луны замызганное блюдце, что иногда ворует бес,
Почистить, привести в порядок гирлянды выгоревших звёзд:
Чтоб выкрутить – как лук из грядок – и вывесить на старый мост…
Вдруг по нему, а так бывает, пройдётся с зонтиком Она —
Звезда, как лампочка, мигает, блестит крамольная луна.