Мария Жиглова: Фрэнсис Весь

Москва не верила слезам,
Торговка – паспорту.
И вот главред опять сказал:
– Сегодня я уйду.

Нас выгоняли за порог.
И космосом с орбит
Глядел наш стариковский Бог.
Кричат в толпе: «Пиит!»

Убогим бардам, что бренчат
Под музыку с вином.
И Цезарь пестовал внучат
В большом дворце с окном.

Собачий лай, вороний грай.
Достали три трубы
Звонков: «Сегодня умирай».
И вот – вождей гробы

Устало смотрят не в упор.
Пленилась попадья,
Не устоять. Один позор,
Как медная струя,

Грохочут танки под Москвой,
И снова путч; один
Как косо смотрит почтовОй —
Всей жизни бригадир.

Несет зарплату он в мешке.
И с министерством – в топь.
Кого продали? Кот в мешке
И нервов оторопь.

Луна белеет на снегу,
И снова фонари.
Сказать, однако, не бегу:
– Кумир, при нас цари.

И хор безмолвных поэтесс
Молчит, кивая в такт.
Базар, однако, темный лес,
Скажите, где не так?

И вот страна, разинув рот,
На выборы пришла.
Пришел последний патриот,
А я гулять пошла.

Вождей покрыли кумачом.
Долой КПСС.
А храм, отделав кирпичом,
Построим до небес.

На воре вор. Вставай, страны
Зовет несчастный лик.
И от пиров и до войны
Дошли, мой кот – старик.

И я опять в Сибири, где,
Скажите, что не так?
Нас всех оставили нигде,
Никто, да и никак.

Подслеповатый ангел на кладбище питерском…
Мимо проносятся тачки с ветерком.
Я еду туда прямо из Пулково,
Из аэропорта; тихо и гулко.
Мне страшновато здесь одной.
Воздух как вата; вот с женой
Похоронен какой-то старик, и люди
Здесь не пьют нисколечко, ни по одной
Рюмочке…
Вот появляются люди живые;
Подслеповатый ангел на памятник смотрит.
И в этом спокойном питерском люде,
Как раны ходят везде ножевые,
То тень, то смерти, и грустные Мотри
По квартирам тихо слезу утирают.
А там всё марши играют-рают.

Ну попал, как кур в ощип…
Задирайте лапки.
Забирай Давидов щит
И шагай до лавки.

Приходи ко мне, ямщик —
Взяли за сексота.
Как от вшей прошва трещит,
В лагерь неохота.

Голова-то голова
Володечки-то Ленина.
Стоит ровно та глава,
Только что посеяна.

Вот посев, и вот «Посев»,
Дело в девяностые.
Щи, однако, подогрев,
Курим папиросы мы.

Голова моя болит,
Кашель мой болезненный.
Мама редко говорит,
Да отчим редко трезвенный.

Кашемировые шали
Мне цыганки завели.
Говорит товарищ Сталин,
Мне шагать на край земли.

А сексота звали «Царь»,
Но не царь Романов.
Ходит цезарь, ходит псарь,
Вот гитара – с кранов,

С кранов падаю уже.
Расступитесь, люди.
Было хуже, да «Морзе»
«Красину»-то будет.

Хорошо же на Руси,
Дело вечно к вечеру.
Хоть кого ни попроси,
Умирать-то нечего.

Нечесом да не часом,
Умирать – нехорошо,
Холосо да колесо,
Три китайца и яйцо

Золотое, странное,
Книжка та стеклянная,
Ложка деревянная
Да Маша окаянная.

Вот фарфоровая мама,
Вот фарфоровая кукла,
Посадили фтизиатра,
Тихо нашептав на ухо.

Деточки зеленые,
Что ж вы, молодые,
Ходите влюбленные,
А потом – седые?

Все по пешкам, пионерским
Лагерям, кому куда.
Носят шапочки из нерпы,
Бродит черная вода.

Голосисты голоса
После тех розеточек.
Пили, ели два часа,
И не стало деточек.

Посадила меня в лагерь
Сволочь та, Витальевна.
Я пойду по переулку,
Призывая Сталина.
Сталина да Берию —
Да кончим фанаберию.

Ай-люли да ой-люли,
Люди мы католики.
Встали мы, как кролики —
Все собаки залегли.

Ангелы приходят к нам
На житье старинное.
Не к чертям и беспопам,
На свиданье длинное.

Ах Иван да Грозный,
Да мужик тверезый.
И березовые розги
Веником по спинам бьют.
Соловьи мои поют,
Про лучшего из Малют
В книжке читать задают,
Читать в сенях березовых…