Мария Жиглова: Фрэнсис Весь

Мучит новая Муза. Летает проза.
Я опять прихожу, покурив, с мороза.
Я не знаю, Бог, все Сибирь да волость…
От меня останется только голос.

Голос хриплый, прокуренный. Этих башен
Вид безбашенный только что бесшабашен.
Я иду с мороза и, покуривши,
В подражанье Бродскому кропаю вирши,

В подражанье Пушкину и поэтам
Покурив – когда же настанет лето?
Чтоб тогда стоять мне под той березой,
Что со мной стояла во все морозы…

Катался барин по Уралу
С своей красивою женой,
А мимо шел этап усталый,
Этап же охранял конвой.

Стучали версты перелеском,
А в поезде сидел купец,
И каторжник один немецкий
Кричал в окошко: «Наконец!»

Стучали версты, шли овраги,
И с молодою шел женой
Тот поезд; почтовОй бумаге
Доверилась, и головой

Как в омут кинулась красотка,
Когда писала: «Мой Филипп,
Мой муж опять не смотрит кротко,
У сына вдруг открылся грипп,

И, между нами, сын твой плакал,
Все папу видеть умолял,
А муж с охотничьей собакой
В охоту ездил…» На вокзал

Пришла кибитка почтовая,
А барин – хвать! – берет письмо,
Он, старый, женку поднимает,
А мимо – каторжник с сумой,

В колодках на руках этапных.
– Филипп! – кричит тотчас жена.
И валит новогодний лапник.
– Да ты, видать, обольщена!

И смотрит барин грозно, мрачно,
Как на престоле Судия.
«Вот поезд вышел неудачный —
Распалась вся моя семья».

Катался барин по Уралу.
Теперь другой этап идет,
И, вдаль идя лесоповалом,
Россия-матушка живет.

Ты моя дивчиночка,
Ты моя кручиночка,
Пела-подпевала,
А сказали – мало.

Ты моя дивчиночка,
Ты моя песчиночка,
Много было бы чудес —
Оказался темен лес.

Ты моя кошчоночка,
Ты моя девчоночка,
Нищета-то, беднота,
Вот купили мы кота,

И с котом-мурлыкой
Мы вязали лыко,
Лапти шили в тесноте,
Только продали лаптей

Очень мало на базаре,
А затем звезду связали,
Положили на весы,
Во все стороны – усы.

Ты моя дивчинка,
Ты моя кручинка,
Знает мать, как что сказать.
Надоело вышивать.
Надо как-то выживать,

Мать сидит за пяльцами,
И иголкой, пальцами
Пришивает ей косу.
– Парень? Голову снесу! —

Говорит девчонке мать.
Девка снова воевать
– Замуж, замуж выхожу,
Лягушоночка рожу
От того от парня,
Яко вышло б гарно!

Три сестрицы – три сестры
С этим парнем жгли костры,
Повязали, посыпали снегом
И из России – бЕгом
Ясным, красным и прекрасным,
Головеночка-то ясна,

Свет в очах, и до ушей —
Хвост кобыле не пришей.
Уши-то хозяина,
Валенки навалены,

Валенки-то, валенки
Не подшиты, стареньки.
Приезжает к ним купец,
Вот и сказочке конец.

На улице ТаловОй
Жил дворянчик столбовой,
Жил он с крепостною девкой
Да под крышей еловОй.

На улице Таловой
Сапожок-то яловой.
Ходит барыня-сударыня,
Муженек-то сам не свой.

Там, под крышей еловой
Дворянин-то столбовой
Ходит гоголем по храму,
Не разводится с женой.

А у девки-то сума,
А у тестя-то – тюрьма.
Ждала милого до хаты,
Оказалася брюхата,

Парень девку свел с ума!
Открывается корчма,
На скамейке тесаной
Сидит кума нечесана.

На скамейке у Кузьмы,
У хозяина корчмы,
Ходят гоголем гусары
И разводят тары-бары
Про гитары и пожары,
Про свободные умы.

На улице Таловой
Вор на воре сам не свой —
Поседел градоначальник,
Еле дышит – чуть живой.

Едет и полиция —
Да конная милиция…
Ходят дамы, шпиц и я —
Я поэт, моя семья —
Чайник с кофе,
Уж не хуже!
Кошка, кот да третий я.

Вор торговал из-под полы,
Залысины зализывал,
А мимо шли людей углы,
С картинами за мызою.

Вор продавал картину мне,
Кота купил с крестом,
И видел девушку в окне
Сегодня исполком.

Краснели флаги, пес лежал,
Вертел собачий хвост.
И уезжали на вокзал
В такси без папирос.