Мария Протасова: Сборник стихов

Неслыханность простоты,

или послесловие издателя

Простота, как известно, бывает двух видов: хуже воровства и неслыханная. Первая подмечена народом, вторая открыта Борисом Леонидовичем Пастернаком:

В родстве со всем, что есть, уверясь

И знаясь с будущим в быту,

Нельзя не впасть к концу, как в ересь,

В неслыханную простоту.

Оставим необходимые и достаточные условия этого события, отметим лишь сроки: «к концу». Поэт этими строками объяснял читателю классичность «Стихов из романа», и вообще, той своей лирики, которая носит название «поздний Пастернак».

Этот путь и стали считать естественным для поэта: после метаний и исканий молодости приходит мудрая ясность, отливающаяся в чеканные строки Его подтверждал опыт многих – и Заболоцкого, и Сельвинского, и Кирсанова, и (позже) Давида Самойлова, и Твардовского, хотя последний и в молодости был достаточно прост.

Достаточно, но неслыханной простоты стихов «Я знаю – никакой моей вины…» у Твардовского в молодости не было.

Так в чем же неслыханность этой простоты?

Она не только в том, что поэт будто бы не видит, не хочет знать всего накопленного поэтического опыта, манифестов, течений, «измов», литературных войн, и вообще, всяческой конъюнктуры. Это само по себе выглядит вызывающе, но этого мало.

Неслыханность заключается прежде всего в том, что поэт позволяет себе говорить самые главные и простые вещи, говорить их простыми словами, абсолютно естественно и при этом каким-то чудом не впадает в банальность.

Вот в этом чуде и весь фокус.

Такое могут себе позволить только настоящие большие поэты. И тогда выясняется, что можно обойтись практически без всех технических ухищрений, без изощренной метафоричности, без заумной концептуальности, без эпатажа, подмигиваний и разного рода постмодернистских штучек.

Просто говорить о главном с полной верой в произносимые тобою слова, с полной верой в то, что Бог их слышит.

Здесь собрано практически всё, написанное Марией Протасовой за десять месяцев этого года, с того дня, как она начала писать стихи. Стихи, написанные, когда автору было 14 лет. Я далек от того, чтобы восторгаться по этому поводу, нам известны и более ранние и эффектные дебюты. Перед нами вовсе не стихи вундеркинда, молодость автора чувствуется в тексте, но не это главное.

Главное в том, что автор сообщает нечто, в высшей степени нам необходимое. И в то же время то, о чем мы хорошо знаем. Недаром дебют Маши, состоявшийся в Интернете, привлек к ней внимание, которого я не встречал в своей практике. Вдруг один за другим люди стали передавать ссылку на стихотворение «Он жив», посвященное Папе Иоанну Павлу Второму, стали приходить в Машин журнал и оставлять слова благодарности.

Через день у Маши было уже несколько сотен постоянных читателей и с тех пор практически каждое ее стихотворение встречается с благодарностью всеми, кто верит в ее дар.

К этим людям принадлежу и я.

Конечно, так к Машиным стихам относятся не все, есть и суровые критики, но это нормально.

Такой дебют, такая форма стихов и полемичное название книги «Проще простого» требуют достаточной храбрости. Автор, желая или не желая того, сразу ставит себя в оппозицию не только к конкретным фигурам, зачастую совсем не бесталанным, не только к господствующей литературной моде, но, казалось бы, ко всему вектору развития русской поэзии или к тому, что нам пытаются выдать за этот вектор. Поэтому я предвижу достаточный шум по поводу этого дебюта, а быть может, и демонстративное умолчание.

Через всё это надо автору пройти, и Маша сделает это, потому что характер у нее есть, а читатель, истосковавшийся по живому, чуткому поэтическому слову, ей верит и будет оказывать поддержку.

Ведь эта «неслыханная простота» «всего нужнее людям», как писал Б. Л. в том же стихотворении, а особенно она нужна в периоды, когда поэты практически забыли о своих читателях и соревнуются в словесной эквилибристике.

Начать свое поэтическое поприще с таких «простых» стихов, которые вовсе не просты, а глубоки, серьезны и даже «религиозны», как назвал их один из читателей, – это значит обречь себя на очень непростой путь, поскольку поэта без пути не существует. Это путь к Божественной и столь же неслыханной сложности. Путь, которым тоже шли многие великие поэты и художники – достаточно вспомнить Осипа Мандельштама, прошедшего путь от классичности «Камня» к высокой невнятице «Грифельной оды» и «Стихов о неизвестном солдате» – к текстам, которые Заболоцкий сравнил со «щебетаньем щегла и ребенка».