Николай Почтовалов - Чайный домик. Стихи

Переждём, и всё случится…
Слышишь – ктото в дверь стучится?
Ночь…
Не случайный ли прохожий
ищет – не находит тоже?
Ночь…
Кто он – этот третий лишний,
что усердствует излишне?
Ночь…
Дует из окна – нет мочи,
не спасёт полоска скотча.
Ночь…
Стыло. Далеко до света.
Как в ушко иглы продета
ночь…
А в зрачках твоих лучистых
будто прячется нечистый.
Ночь…
Нет ответа – почему же
в комнате такая стужа?
Ночь…
Только ждать, когда случится
или кто-то постучится
в ночь…

Лежу в постели, как в нирване,
речным весенним топляком:
расслаблен и немного странен,
с собою будто не знаком;
и в темноте с табачным дымом
вдыхаю бренность бытия…
не бренность же – проходит мимо,
и только простыни хрустят….

Стук в дверь, а я его не слышу, —
не пьян, не болен, не дурак,
но слышу чей-то голос свыше,
как будто в потолке дыра.
А мысли – к черту эти мысли,
их уже некуда девать:
в табачном дыме мысли виснут,
не опадая на кровать.

Сопит жена, не раздражая…
Рассвет в окно. Бессонна ночь.
Кого-то… что-то…. я… рожаю…
и только некому помочь.

А мы не спали до утра…
Мотало лодку у причала,
и новый день искал начало
в золе уснувшего костра…

Плясали тени за спиной,
где только эхо, тьма и ветер…
как будто – никого на свете
за этой липкой тишиной…

Мерцали звёзды в темноте,
как на компьютерном экране,
и отлетало в ночь сознанье,
не отражаясь в пустоте…

Рассвет на ниточке висел…
Меня раскачивало между
разлукой, встречей и надеждой…
Нет, не успел… Нет, не успел…

Я почти забытый и заброшенный,
Что-то слёзы катят, как горошины.
А весна за окнами тягучая —
ты, весна, меня уже замучила.

И ручьи в снегах лежат замёрзшие,
и от этого как будто горше мне.
И в окошке плачет солнце зябкое,
обмотавшись облаками-тряпками.

Не пугай меня ветрами стылыми,
всё равно всегда друзьями были мы.
Если не помру – наполню ветром грудь:
этот ветер стылый выдувает грусть.

Не забыто всё, не позаброшено —
раскатились по углам горошины…
Ох, устал я, братцы, да тереть глаза…
Да, и толку что да всё глядеть назад?

Рыжая,
несомненно, рыжая…
Вижу я
рыжую вуаль,
только очень жаль,
что не долог век —
запорошит снег:
всё опять не так,
за душой пятак…

Рыжая,
несомненно, рыжая…
Слышу я:
шелестят дожди,
и в трубе гудит,
будто чёрт в ночи
на судьбу ворчит:
всё опять не так,
за душой пятак…

Рыжая,
несомненно, рыжая…
Выждала
и опять блажит…
Хочется пожить,
только – пустота,
да, призор креста:
всё опять не так,
за душой пятак…
Рыжая…

Время… Что это за штука?
Каждый миг я им застукан,
каждый день и каждый час
время проверяет нас.

Кто – в кусты, я – в чисто поле,
где судьба зовётся долей.
Догоняй, ведь не впервой
нам соперничать с тобой!

Кто куда, а я – вдогонку…
Между взрывами – воронки…
Не успею – быть беде:
будут песни, да не те…

Кто за чем, а я – за этим:
чтобы солнце завтра встретить
на рассвете у реки
с незаконченной строки…

Тонка струна, противен звук,
на пальцах вечные мозоли;
в душе и в теле жуткий зуд —
напоминает лепрозорий;
и сны к беде по четвергам…
Конечно, может быть, – пустое:
как и друзьям, так и врагам
мою гитару не расстроить…

Лишь под гарротой 2 2 Гаррота – орудие пыток в средние века. бытие

не назовёшь, пожалуй, скукой…
Судьба, конечно же, – крупье,
а может быть, и просто – сука…
И пальцы путают лады,
наверно, всё-таки, недаром:
не строит сердце – жди беды,
но… не вини во всем гитару.

В сентябре всё так знакомо:
в сентябре я будто дома,
где все запахи и звуки
так волнуют нас;
где – конец и где – начало,
где всегда есть путь к причалу,
где и встречи и разлуки
свой имеют час.