Николай Почтовалов - Чайный домик. Стихи

Слова не выдохну пустые,
в глазах надеждой утону,
и отношения простые —
чтоб ощутить свою вину…
И волны Баренцева моря
перекрывают стук колёс,
но морячок прибудет вскоре
туда, откуда чёрт унёс…

Забуду выдох полупьяный:
там, братцы, лучше не служить, —
но буду помнить капитана,
который приказал им – жить!!!
И буду помнить страх в подлодке,
пропахшей потом всех морей…
Давай, моряк, по чарке водки
нальём – за наших матерей!

Мальчишечка, мальчишка,
не рви мне душу в клочья,
и так хватил я лишку
с тобой бессонной ночью.

Провинциальная – до боли – тишина:
почти зима, почти весна, почти что лето,
почти что осень, – все четыре есть куплета,
а песни нет… поди, провинция грешна…

А я живу неброско и смиренно —
провинциальный, но российский гражданин…
Я не ломал судьбу через колено,
в пылу выскакивая из своих штанин…
Мне так хотелось быть всегда в порядке,
но чтоб – не выбиваясь из последних сил…
Я был, конечно, у страны – в остатке,
но и судьбой своей её быть не просил…

Я сплю спокойно… только на рассвете
уже лет десять нарушаю свой покой,
чтоб на вопрос единственный ответить:
вопросы-то моей провинции на кой?
Но в тишине рассветного молчанья
вопрос всегда висит в бездонной пустоте…
а в подсознанье – не слова, – мычанье:
мы тоже граждане, но, кажется, не те…

Глубинка тянет лямку на пределе,
и у неё уже давно вопросов нет:
в России все портянки пропотели,
и душно жить во лжи растоптанной стране…
Но нам с тобой, глубинка, нет замены…
В провинциальности такая чистота,
что не дождёшься от неё измены, —
пустые хлопоты… не снять её с креста…

Провинциальная – до боли – тишина:
почти зима, почти весна, почти что лето,
почти что осень, – все четыре есть куплета,
а песни нет… А песня – есть…
Она в России просто не слышна…

Дурачок, ты, Коленька:
был и… будешь – голеньким…
Ты не понял, родненький:
лучше быть угодником,
промолчать, а тряпочку
спрятать, чтобы лапочкой
в круге быть проверенном…
Ну, а коль – не верил я,
вот, и вышел… Коленька,
будто в бане, – голенький.

Заколдованное лето
в белом саване ночей —
будто строчка из куплета:
ты – ничья, и я – ничей…
Ночь запуталась в рассвете
голосами сонными,
только эхо и ответит:
mon ami…

Кареглазая соседка,
поколдуйка у костра:
завари чаёчек крепкий,
чтобы выжить до утра…

Улетаю, улетаю…
Не держи меня, мой друг:
в небе облачком растаю,
замыкая ночи круг…
Ночь запуталась в рассвете
голосами сонными,
только эхо и ответит:
mon ami…

Если бы чёрными днями покорно
небо спускалось мне пледом на плечи…
Если бы двор мой неведомый дворник
мёл неустанно в простуженный вечер…

Если бы ветер все жёлтые листья
выдул из города осенью стылой…
Если бы слал ты мне тысячи писем…
я бы тебе всё, наверно, простила…

На погонах позолота
пропиталась нашим потом.
В никуда из ниоткуда…
Будь солдатом! – Значит, буду!
Я – на мушке, ты – за кружкой…
Я – в окопе, ты – с подружкой…
Я – в земле, а ты – в постели…
Мы ж не этого хотели!!!
Но…
не устану повторять я:
все солдаты в мире – братья!
Все солдаты в мире братья, —
не устану повторять я.

Рвутся жилы… Быть бы живу
моему с тобой призыву.
Кровь не капает, а льётся…
Только флаг российский вьётся.
И…
на погонах позолота
пропиталась нашим потом…
В никуда из ниоткуда…
Будь солдатом! – Значит, буду!
Но…
не устану повторять я:
все солдаты в мире – братья!
Все солдаты в мире братья, —
не устану повторять я…

А на ветру не заполощется беда —
застынут наши замороченные души,
и так захочется тихонечко предать…
чтоб свои души и не слышать и не слушать,
И землю звонкая накроет тишина —
как в предрассветье, – сон неумолимо душит,
и не увижу я из своего окна,
что улетают мною преданные души
в бездонность чёрной от утраты пустоты,
в такую даль – не выразить словами…
И остаёмся вместе только я и ты,
и – подлость, подслащённая стихами…