Михаил Квадратов: Тени брошенных вещей

смерть подходит к окну — окна низки в намеченном доме
трогает зачем-то стекло, лижет решётку, целует термометр
ей не больно лизать на морозе — язык у неё шерстяной, костяной
ну а ты, дурачок, всё равно будешь мой, будешь мой

нет друзей на земле у жильца кристаллических сфер
только может быть тот, иванов, говорили — из бывших, потерявшийся пенсионер
он сидит у ручья, что дымится и льётся из чрева горячего теплоэлектроцентрали
там невольники стройки и рынка с утра моют тело, полощут бельё, размягчают сандалии

а приятель второй — на коне-альбиносе куда-то летит, некрылатый
выше самой высокой трубы за заборами тэц-двадцать пятой
третий — в светлой пещерке невидимый друг
зверь-бурундук

Дом пропал, закончен карнавал,
Дымно, разноцветный воздух вышел.
Мумии чужие сушатся на крыше —
Ране ангел летний ночевал.

Ах, зачем терпеть неблагодать —
Мы бы этот дом давно продали,
Да у нас Орфей сидит в подвале
И никак не хочет вылезать.

тихие песни фавна
на чердаке медленный цокот копыт
плакала николавна
может быть страшно, может чего-то болит
чашку живой воды на чайник, столько же мёртвой
холодно, в городе враг, может быть кто-то ещё
не закрывай глаза, ящерица из торта
выпрыгнет на плечо

Всех зима заманит и убьёт.
К вечеру замёрз тритон в фонтане
вместе с мотыльком, листами и цветами.
Улетела птица-кривоглот.

Все ушли. Но, втянут пустотой,
по дорожке в привокзальном парке
мчится, мчится оборотень жаркий
в белой шубке с искрой золотой.

зима — и целый день глядеть в окошко;
и рацио в сиреневых сапожках

бежит, как водится, в подпольный лазарет
по шаткой лестнице, гляди — сорвётся — нет!

он жмурится, он лечится от чисел,
и кто-то розовый толчёт лечебный бисер,

закручивает вечную спираль —
бедняк визжит, но мне его не жаль.

я в даль гляжу — а там на троттуаре
навязчивый мороз — в искристом пеньюаре

согражданам грозится льдом и леденцами,
над ухом клацает железными щипцами,

кусается, скрипит, целует в тёплый лоб
и машет мне рукой (проклятый термофоб)

За стеклом чужие лица,
Но шипит и веселится
Земляничный газ
В комнате у нас.

Будто шепчет: помечтаем,
Чем утешимся за краем,
Но не на земле —
Там, в стране Ойле.

Наша избушка тут рядом —
К лесу передом, к лесу задом.
Сборщики волчьих ягод
К вечеру выйдут из леса, на лавки лягут:
Не до глупостей — до утра отдыхают.
Длится в любимом глинистом крае
Битва за урожай.
Тоже давай.

Хрустальные сферы крошатся, исчезают;
Особенно третья, пятая и седьмая.
С неба летит таинственное стекло:
Вчера увернулись — вроде опять повезло.

Ещё отчего-то земная ось подгнивает —
За теплотрассой у брошенного сарая
Вбок торчит столбнячным ржавым гвоздём.
Нынче точно туда гулять не пойдём.

среди разлапистой науки
резвится дервиш леворукий
пружиной скрутится — заводится курок
натравят дворника — кидается без ног
без рук без головы по шаткому мосту
и улетает в пустоту

Паша Ангелина
Летала на велике.
Малиновый шарфик по ветру,
Мелькают гетры.
Напевает, весёлая,
Над лесами и сёлами.

Ах, Паша, Паша,
У нас здесь страшно,
Не приземляйся, не надо.

Не слушала Паша,
Вернулась. Обидели, гады.

лопнул стакан голубого стекла
воют осколки над головою
веточкой чайной, мёртвой пчелою
в небе запутался аэроплан

эй, авиатор, это — война
бьются мои флора и фауна
за каланчовкой — чёрная рана
фанни каплан воскрешена!