смерть подходит к окну — окна низки в намеченном доме
трогает зачем-то стекло, лижет решётку, целует термометр
ей не больно лизать на морозе — язык у неё шерстяной, костяной
ну а ты, дурачок, всё равно будешь мой, будешь мой
«нет друзей на земле у жильца кристаллических сфер…»
нет друзей на земле у жильца кристаллических сфер
только может быть тот, иванов, говорили — из бывших, потерявшийся пенсионер
он сидит у ручья, что дымится и льётся из чрева горячего теплоэлектроцентрали
там невольники стройки и рынка с утра моют тело, полощут бельё, размягчают сандалии
а приятель второй — на коне-альбиносе куда-то летит, некрылатый
выше самой высокой трубы за заборами тэц-двадцать пятой
третий — в светлой пещерке невидимый друг
зверь-бурундук
«Дом пропал, закончен карнавал…»
Дом пропал, закончен карнавал,
Дымно, разноцветный воздух вышел.
Мумии чужие сушатся на крыше —
Ране ангел летний ночевал.
Ах, зачем терпеть неблагодать —
Мы бы этот дом давно продали,
Да у нас Орфей сидит в подвале
И никак не хочет вылезать.
тихие песни фавна
на чердаке медленный цокот копыт
плакала николавна
может быть страшно, может чего-то болит
чашку живой воды на чайник, столько же мёртвой
холодно, в городе враг, может быть кто-то ещё
не закрывай глаза, ящерица из торта
выпрыгнет на плечо
«Всех зима заманит и убьёт…»
Всех зима заманит и убьёт.
К вечеру замёрз тритон в фонтане
вместе с мотыльком, листами и цветами.
Улетела птица-кривоглот.
Все ушли. Но, втянут пустотой,
по дорожке в привокзальном парке
мчится, мчится оборотень жаркий
в белой шубке с искрой золотой.
«зима — и целый день глядеть в окошко…»
зима — и целый день глядеть в окошко;
и рацио в сиреневых сапожках
бежит, как водится, в подпольный лазарет
по шаткой лестнице, гляди — сорвётся — нет!
он жмурится, он лечится от чисел,
и кто-то розовый толчёт лечебный бисер,
закручивает вечную спираль —
бедняк визжит, но мне его не жаль.
я в даль гляжу — а там на троттуаре
навязчивый мороз — в искристом пеньюаре
согражданам грозится льдом и леденцами,
над ухом клацает железными щипцами,
кусается, скрипит, целует в тёплый лоб
и машет мне рукой (проклятый термофоб)
За стеклом чужие лица,
Но шипит и веселится
Земляничный газ
В комнате у нас.
Будто шепчет: помечтаем,
Чем утешимся за краем,
Но не на земле —
Там, в стране Ойле.
«Наша избушка тут рядом —…»
Наша избушка тут рядом —
К лесу передом, к лесу задом.
Сборщики волчьих ягод
К вечеру выйдут из леса, на лавки лягут:
Не до глупостей — до утра отдыхают.
Длится в любимом глинистом крае
Битва за урожай.
Тоже давай.
«Хрустальные сферы крошатся, исчезают…»
Хрустальные сферы крошатся, исчезают;
Особенно третья, пятая и седьмая.
С неба летит таинственное стекло:
Вчера увернулись — вроде опять повезло.
Ещё отчего-то земная ось подгнивает —
За теплотрассой у брошенного сарая
Вбок торчит столбнячным ржавым гвоздём.
Нынче точно туда гулять не пойдём.
«среди разлапистой науки…»
среди разлапистой науки
резвится дервиш леворукий
пружиной скрутится — заводится курок
натравят дворника — кидается без ног
без рук без головы по шаткому мосту
и улетает в пустоту
Паша Ангелина
Летала на велике.
Малиновый шарфик по ветру,
Мелькают гетры.
Напевает, весёлая,
Над лесами и сёлами.
Ах, Паша, Паша,
У нас здесь страшно,
Не приземляйся, не надо.
Не слушала Паша,
Вернулась. Обидели, гады.
«лопнул стакан голубого стекла…»
лопнул стакан голубого стекла
воют осколки над головою
веточкой чайной, мёртвой пчелою
в небе запутался аэроплан
эй, авиатор, это — война
бьются мои флора и фауна
за каланчовкой — чёрная рана
фанни каплан воскрешена!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу