Тарас Шевченко - Кобзар [Вперше зі щоденником автора]

«Дочь второго полка» – комічна опера «Дочь полка» італійського композитора Гаетано Доніцетті (1797–1848).

Гедеонов Олександр Михайлович (1790–1867) – директор імператорських театрів (1833–1858).

Шмідтгоф Евеліна Карлівна (1828–1860) – актриса Нижньогородського театру, яка виступала в комедіях, водевілях, оперетах. На той час актрисі було лише тридцять років. Очевидно, Шевченко мав на увазі якусь її театральну роль.

… Пиуновой с семейством . – К. Б. Піунова походила з родини, пов’язаної з театром. Шевченко був знайомий з цією родиною, закохався в молоду і, як йому здавалося, дуже талановиту актрису Катерину Піунову, часто гостював у них і особливо любив гратися з її молодшими братиками і сестричками.

Бор – село на лівому березі Волги, навпроти Нижнього Новгорода.

… Д. А. Улыбашева … – Йдеться про похорон О. Д. Улибишева, на якому не був Шевченко.

Болтін Микола Петрович – предводитель дворянства Нижньогородської губернії.

Текст «проекту» листа до К. Б. Піунової і підпис «Тарас Шевченко» написані рукою невідомої особи, можливо юристом М. С. Аленниковим.

Я принес вам книги … – Закоханий у К. Б. Піунову, Шевченко намагався підняти її освітній рівень, приносив їй для прочитання твори російських та західноєвропейських письменників, але вона повертала деякі книжки непрочитаними.

30 січня 1858 р. Шевченко освідчився в коханні К. Б. Піуновій і попросив згоди її батьків на шлюб, про що йдеться у спогадах, записаних її сином М. М. Шмітгофом: «В одно из своих постоянных посещений Тарас Григорьевич заявил мне, что ему надо сообщить что-то очень важное. Моя мать, оставив меня с Тарасом Григорьевичем, погрозила мне пальцем и ушла в кухню.

Побеседовав с Тарасом Григорьевичем о театре, я стала собираться на репетицию и надела шляпу.

– Погодите, не уходите, – сказал мне Шевченко.

– Мне надо, Тарас Григорьевич, на репетицию, – ответила я ему.

– Серденько мое, погодите!

И он попросил меня позвать мою мать и отца.

Когда все были в сборе, Тарас Григорьевич обратился к моей матери и моему отцу со следующими словами (дословно помню все, как сказал он):

– Слухайте-но, батько и матко (он очень часто так называл моего отца и мою мать), и ты, Катруся, прислухай. Вы давно меня знаете, видите: вот я, какой есть – такой и буду. У вас, батько и матко, есть товар, а я купец – отдайте мне Катрусю!

Сделанное Тарасом Григорьевичем предложение произвело ошеломляющее впечатление на всех. Я вся пылала, мысли мои путались. Я, как пойманный зверек, смотрела то на Тараса Григорьевича, то на моих родителей и не знала, что мне делать! Мне хотелось кинуться к нему, обнять его гениальную голову, благодарить за честь, но… грозные глаза моей матушки указывали мне на дверь, и я опрометью бросилась из дому, крича в ответ останавливавшему меня Тарасу Григорьевичу:

– Простите, Тарас Григорьевич, мне некогда! Мне надо на репетицию. Я не знаю, как папаша…

Вскоре после этого я получила от Тараса Григорьевича письмо, в котором он писал мне, что он меня любит и сделаться моим мужем для него величайшее счастье, но он должен покориться обстоятельствам, несмотря на которые чувства его ко мне никогда не изменятся. Это письмо я облила горькими слезами и хранила его долгими, долгими годами. После всех пережитых мной волнений я получила от моего отца наказ не вводить в заблуждение Тараса Григорьевича и не давать ему надежд, так как женой его я быть не могу – для этого я слишком молода и слишком глупа. И я покорились воле родительской.

Как ни любили все Тараса Григорьевича, но тут вся семья переполошилась. Ведь мне еще пятнадцати лет не было! Ну что я понимала! Мне казалось, что в Тарасе Григорьевиче жениховского ничего не было. Сапоги смазные, дегтярные, тулуп чуть не нагольный, шапка барашковая самая простая, и в патетические минуты Тараса Григорьевича хлопающаяся на пол в день по сотне раз, так что если бы она была стеклянная, то часто бы разбивалась. Да, только все это представлялось и вспоминалось, а о душевном мире, об уме великого поэта позабыла, разуму не хватило!.

После долгих жарких разговоров решили – ждать год, а то и два… Уехал Тарас Григорьевич вскоре в Питер, и кто же не помнит, что творилось во время его приезда туда!