Дмитрий Мережковский - Варианты стихотворений

Ни одного воспоминанья,

Чтоб жизнь оборвалась, как звук

Над мертвой степью замирает,

Погибнуть от бесславных мук,

Как зверь в берлоге издыхает.

Чье сердце ужас ледяной

Не сжал бы вдруг во тьме глубокой

Пред этой смертью одинокой —

Никем не зримой и глухой.

Ложь, ложь… Без фраз, без глупой роли

Ужель нельзя себя убить,

Ведь подлый страх, ведь трусость воли,

Хочу я доблестью прикрыть.

Не лицемерить (невозможно,)

И мысль горит в душе моей,

Чтоб показать еще ясней,

Как все в ней пошло, мелко, ложно.

И безобразья своего

Нельзя не чувствовать, не видеть.

Могу всю жизнь я за него

Себя лишь праздно ненавидеть.

Не от возвышенных скорбей,

Не от мучительных загадок,

Нет, потому что слишком гадок

Себе я в пошлости своей.

Умру я, полон отвращенья,

И жизнь бесцельную мою

С весельем диким разобью

В слепом порыве озлобленья

Себя, как изверга, убью!..

В автографе после этого ст.:

Но вы, — ведь ваш удел лишь беды и позор

В цепях, болезнях и работе,

В грязи, во тьме зловонных нор —

И чем вы дышите, скажи мне, как живете?

В автографе вместо отточия следует изъятый фрагмент:

Женщина

Желанный мой, родной.

Сильвио

И мне ведь не обидно,

Что плачу я, монарх, как мальчик перед

ней,

Безвестною рабой.

Женщина

Плачь, милый, плачь. Скорей

От слез смягчится боль тоски неумолимой:

Чего старухи-то стыдиться, — плачь, родимый.

Сильвио

Как хорошо!

Женщина

И нам приходится порой

Куда как трудно, царь. Бывало ноют кости,

Молчишь себе весь век, да маешься с нуждой,

Зато, как схватит грудь, как защемит тоской,

Уж лучше, думаешь, лежала б на погосте

В сырой земле, чтоб солнца не видать.

Случается и нам на Господа роптать,

Да как обтерпишься, как вспомнишь малых деток:

Для них ведь, бедненьких, не для себя живешь:

Ну как без матери оставить малолеток?

Что делать? Надо жить, и снова крест возьмешь.

Вот так-то, батюшка, царевич, все мы живы

Одною жалостью: забудешь про себя,

Убогим, немощным всю жизнь отдашь, любя,

И полегоньку ты живешь себе счастливой,

И на душе твоей так ясно и легко…

Послушай — счастье здесь, сейчас недалеко:

Оно в прощенье, Сильвио…

Сильвио

Довольно!

Не сразу: выдержать нет силы — ты права —

Я знаю!.. Сердце жгут огнем твои слова.

Ложь, ложь вся жизнь моя, я чувствую невольно.

В автографе далее еще два ст.:

Будь добрым и простым. Молю тебя: живи

Не для себя — для них, для правды и любви:

В автографе после этого ст.:

В груди восторг все шире, шире,

От счастья плачу и смеюсь,

Мне все так ново в Божьем мире,

И грудью полною дышу, не надышусь.

В автографе после этого ст. еще три:

От этой пошлости и прозы,

Любить? Но как? в груди моей

Одна лишь злоба на людей.

В автографе после этого ст. большой фрагмент текста:

Налоги на крестьян — не бойся — мужички

Привыкли — все снесут — не новость и прижимки,

Неурожай, падеж скота…

Что делать нам — казна пуста —

Везде долги и недоимки.

А тут — банкеты да пиры,

Уж близко время карнавала —

Расходов много, денег мало,

Закон дремал до сей поры.

Зато, когда кредит поправим,

Великолепием пиров,

Иллюминацией балов

Твой век блистательный прославим.

Вот, государь, перо — бумагу подпиши.

Сильвио

И ты не шутишь? Как на жалкие гроши

Голодных бедняков

Канцлер

(перебивая)

Король, не волей человека

Творцом поставлено от века

Чтоб нас, дворян, кормил народ.

Бюджет мой налицо — я не боюсь проверки,

Должны мы дефицит покрыть: за каждый год

С двух плодороднейших провинций весь доход

Уходят на одни балы и фейерверки.

Царь, подписи я жду.

Сильвио

И я не знал,

Что в гнусных оргиях, без думы и печали

Я с шайкою рабов те крохи расточал,

Что кровью бедняки и потом добывали.

О, Боже!

Канцлер

(про себя)

Эй, да он опасный либерал!

В автографе вместо отточия следующие ст.:

Сильвио

Довольно

Терпела родина ваш гнет и произвол.

Обмана низкого я жертвой был невольно,

Но час возмездия настал,

И вы заплатите за каждый миг страданий

Поруганной земли. Рабы, при свете дня

Орудием слепым вы сделали меня,

Всех ваших гнусных злодеяний!

В автографе вместо отточия следующие ст., первый из которых изъят, а два других переработаны: