Дмитрий Мережковский - Варианты стихотворений

Кто победит: наука иль природа,

Сознанья, разума, сомнения боец —

Или пророк любви, и чувства, и народа.

В автографе в этой картине имеется еще один фрагмент: после слов Старой Дамы «Какая дерзость» вместо отточия здесь — реплики двух придворных:

Член верховного совета

Боже мой!

Коль против ереси такой

Мы сразу не найдем мгновенного лекарства

Он может потрясти основы государства!

Его секретарь

Отечество в опасности!.. На цепь

На цепь его скорей!

В автографе после этого ст.:

К черту тайны и сомненья,

Правда высшая в стакане,

Хоть танцуем на волкане,

Мы не ждем землетрясенья.

После этого ст. в автографе заключительные строки:

Прочь все цепи этикета:

Жизнь — пирог с начинкой жирной,

После хоть — кончина света,

После хоть — потоп всемирный!

Все (дружно аплодируя)

Браво, шут!

В автографе перед этой репликой Сильвио:

Клотальдо

Есть люди, равные богам,

Бессмертья жаждою томимы,

Как ураган неукротимый,

Они стремятся к небесам.

Над изумленными толпами,

Вперяя в солнце гордый взгляд,

Ширококрылыми орлами

Они торжественно парят.

Сильвио

У них есть крылья?..

Клотальдо

Нет, молвою,

Что громко славит их дела,

Они поднялись над землею,

Как взмахом мощного крыла.

И силы высшей дуновенье

Их к беспредельному влечет,

И созерцаем мы в смятенье

Тот ужасающий полет.

В автографе этой картины имеются фрагменты, не вошедшие в печатный текст. Так, продолжение реплики Шута в начале сцены (слова «Я Шут…» и т. д.):

С моим горбом, в моей ливрее

Я здесь один здоровый меж калек:

Я при дворе твоем, где все душой лакеи,

Единственный свободный человек.

Также имеется фрагмент после слов Первого Министра («Великий государь…») и перед репликой Верховного Судьи:

Сильвио

Шут, что мне делать с ней?

Шут

На голову надень.

Пусть на чело твое зубцы короны славной

Кидают царственную тень.

Вот так, теперь, мой друг, ты царь самодержавный,

Теперь, хотя б ты был ослом среди ослов,

Народ перед тобой падет во прах смиренно;

И миллионы дураков

Провозгласят тебя властителем вселенной.

Первый министр

Мы все твои рабы — по слову твоему

Пойдем мы радостно на муку,

Пойдем на плаху и в тюрьму

И будем целовать карающую руку.

Нам боль и гнет твоих цепей

Дороже счастья и свободы

И можешь ты, как Бог, по прихоти своей

Казнить и миловать народы!

Сильвио

Не верю я очам: их — много, я — один,

Они сильней меня — к чему им властелин?

Ведь дикий зверь в лесу, и тот от жизни

вольной

Для гнета рабского ярма

Не отречется добровольно:

Тяжеле смерти нам — оковы и тюрьма!

Не правда ль, шут?

Шут

Увы! Они боятся воли,

Как мышь летучая полуденных лучей,

Они привыкли к рабской доле

И не умеют жить без гнета и цепей.

Они безропотно все муки переносят,

Но только б никогда собой не управлять,

Но только бы всю жизнь пред кем-нибудь дрожать,

И спины чешутся у них и плети просят:

Нужна им деспота железная рука,

Они без вечного испуга

Пред силой грубой кулака,

Как звери хищные загрызли бы друг друга.

Им все равно, кто царь, и если б не тебя,

Они б меня торжественно венчали,

И кандалы свои любя,

Они б шута царем избрали.

А после песни Шута («Я видел грозного судью…» и т. д.) вместо отточия идет следующий фрагмент:

Верховный судия

Ты мудростью, монарх, от Бога одарен,

И слово уст твоих — незыблемый закон.

Шут

О, да, не может быть противоречий.

Какую б не изрек ты глупость или ложь!

И, если белое ты черным назовешь,

Должны мы с верою внимать правдивой речи.

Когда бы, царь, ты вздумал утверждать,

Что не четыре дважды два, а пять,

Мы эту истину тотчас бы записали

В неистребимые гранитные скрижали,

Заставили б в трубу герольдов возглашать,

Что дважды два отныне пять.

Завершает сцену (после ремарки «Король и придворные уходят») монолог Шута:

Шут (оставшись один)

Птенец во вкус вошел.

Он сразу опьянел, почуяв произвол,

Все путы он порвет законов и условий.

Теперь уже ничем пожара не залить.

Как тигр, отведав нашей теплой крови,

Он должен до конца свой голод утолить.

Закусит удила — и к бездне, торжествуя,

Помчится дикий конь, и всех нас увлечет,

О камни вдребезги, ликуя,

Он колесницу разобьет!