2.
– Ах, Боже, до чего же он красив!
Пожалуйста, верните нам Дантеса! —
Механику сказала виконтесса,
В виду имея диапозитив.
Механик возвратил Дантеса профиль,
И тёмный зал, где это шло кино,
Дышал, как будто варится давно
И выкипает на плите картофель.
– Медальное лицо! Порода! Блеск!
Очарованье благородной силы!..
– Такого любованья дикий всплеск
Убийцей Пушкина?.. Да никогда в России!.. —
Я молвила с улыбкой ледяной,
Когда меня спросили по-французски,
Проходят ли воистину по-русски
Дни Пушкина… Он был невыездной,
В стране их не был, где классические блузки.
И кстати, – я шепнула им, – Дантес
Плюгав и слабоват для русской плоти,
А Пушкин – он большой деликатес!..
(Ну что она с издёвкой тут молотит?!.)
За это Питер Норманн [2]подарил
Мне плёнку, где Ахматова вздохнула,
Читая «Реквием»… От Этны до Курил —
Нет глубже вздоха этого и гула.
* * *
Осенняя ночь дождлива,
жидкие звёзды кротки,
на берегу залива
цепь напрягают лодки.
Мокрый вбегает мышь,
выглядит он омегой.
– Ну что? – говорит. – Не спишь?
То-то же, больше бегай!
Свечу задуваю, в шторах
бабочка засыпает,
считая слонов, которых
за шторами дождь купает.
На слонах поют украшения
о том, что после крушения
утопленники на рынках
торгуют силой внушения.
Вот ожерелье из зубов акулы, —
До тридцати я в нём гуляю лет,
Куда и нынче ухожу в загулы
На радость тем, кого уж больше нет.
Их больше нет, но меньше их не стало.
Они моложе всех, кто как бы есть.
Игра лучей идёт внутри кристалла,
Где я блистать ещё имею честь.
Там грани переливчаты и звонки,
И там такой прозрачности туман,
Что музыка видна и слов заслонки,
Сквозящие, как в лирике роман.
Скажи мне, где ты руки потеряла,
Любви богиня в платье никаком?
И зубки из какого матерьяла
Любовник твой целует языком?
Живёшь ты у меня над головою,
На книжной полке цвета янтаря.
Твой мир не сдавлен травмой родовою,
Клещами смерти, проще говоря.
Ты к юбилею не румянишь скулы, —
Бессмертных юбилеить не дано.
И ожерелье из зубов акулы
С тобой мы носим на двоих одно.
* * *
Улицу переходя. В потоке машин. Посреди Варшавы.
На жутком ветру.
Серёжа Аверинцев: – Скажите, когда я умру,
Останутся ли хотя бы мои стихи о Святой Варваре?
– О Святой Варваре? Ну, конечно, останутся, безусловно!
Все стихи, что сегодня Вы прочитали,
Останутся тоже.
Но ни в коем случае не умирайте, Серёжа,
Чтоб это проверить!
Несомненно, останутся Ваши стихи о Святой Варваре.
– Спасибо! Спасибо!
– Да не за что, не за что…
Теперь, когда в вечность ушёл, и прах его трепетной ткани
Ещё не отпет, и круглые сутки дождь, и землистая мгла
В венах Москвы, в бензиновой гари, в кране, в стакане рассвета, —
Я распахиваю вот это бесконечно глубокое, гулкое
Пространство на жутком ветру,
Где Серёжа Аверинцев: – Скажите, когда я умру,
Останутся ли хотя бы мои стихи о Святой Варваре?..
– О Святой Варваре? Ну конечно, останутся, безусловно.
Куда они денутся, стихи о Святой Варваре?!.
* * *
Время – после совести
Или до неё…
Идёт себе, как новости,
Дежурное враньё.
Время – до событий
Или после них.
Скрежет тайных нитей
Не у нас одних.
Время – после кражи
Или до неё.
Жуткий вид у стражи,
С ножом хулиганьё.
Время есть другое —
Время Облаков,
Тронь его рукою —
Будешь сам таков!..
Времена там плавают,
Словно корабли.
Там увиты славою
Времена любви,
А на теле голом —
Ключик от времён,
В каждом из которых —
Бога почтальон.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу