Юнна Мориц - По закону – привет почтальону

И за углом ночная светится аптека,
Рецепт заходит, чтоб латынь свою прочесть, —
А значит, есть ещё симптомы человека,
Симптомы человека – всё, что есть…

Такая техника, такие психвойска
ведут зачистку наших территорий,
что вскоре не останется куска
живого чувства… Чистый крематорий.
Постлюди – после и взамен людей —
сварганят миф об этом или комикс.
А ты, моя душа, не холодей
и улыбайся, с правнуком знакомясь.

ШТОПАНАЯ КОФТА

В Арктике купила я в то лето
Кофту путешественного цвета
Из хлопчатой нити, плотной вязки,
С запахом станка, челночной смазки.

Кофта – скандинавское словечко:
Платье с укоротом на застёжке,
Краткая одежда человечка…
В этой путешественной обложке,

Обретённой то ли на Ямале,
То ли на Таймыре, где поймали
Пьяный айсберг и морского волка, —
В этой кофте есть для писем щёлка…

Связанная в Африке вещица
В Арктике нашла меня в то лето,
Чтоб над пьяным айсбергом светиться
Птицей путешественного цвета.

Во втором поймав тысячелетье
В Арктике такую африканку,
Я люблю сегодня на рассвете
Штопаную эту хулиганку!..

Там, где щёлка у неё для писем,
Почту шлёт мне дивная надежда,
Что каким-то чудом мы зависим
От того, как носит нас одежда.

Твои глаза раскосы, вкусы тонки,
Шафраном твой благоухает плов,
Где пальчики и пальцы, как ребёнки —
Тайком от всех, и обо всём – без слов.

Я знаю этих пальчиков коварство
И этих пальцев разговор во тьме,
Им не одно принадлежало царство,
У них на языке – что на уме.

В лепёшку заворачивая листья,
Твои струятся пальцы, как волна.
Сейчас лизну я это мокрой кистью, —
Художник пьян, действительность пьяна!..

ГЛАМУР ЗАБВЕНЬЯ

Боялся без вести пропасть
В столице медленных событий.
Дразнил дряхлеющую власть,
Боясь, что будет всех забытей.

Жил напоказ, держась в тени,
Но в той тени пылало пекло
Амбиций, дамской толкотни,
Где и мужская дружба крепла.

Там было общество, оно
Насчитывало два десятка,
Но всем казалось, что полно
Широкой публики, так сладко

При мысли – навязать когда —
Нибудь грядущим поколеньям
Свой стиль, не знающий стыда,
Свой жуткий страх перед забвеньем!..

Всё получилось, но подмен
Долгоиграющих колода
Сдаёт по кругу прах и тлен,
Гламур забвенья, масть болота,

Где можно без вести пропасть
В столице медленных событий,
И надо красть кумиров масть,
Боясь, что будешь всех забытей.

А памятников ремесло
Удорожает эти страхи,
Держа забвения весло,
Как штуку мебели на взмахе.

Судьбу чужую износить дотла,
А от своей бежать на всех парах,
Чтобы она тебя не догнала, —
Быть может, это – самый страшный страх.

В своём лице не быть самим собой
И вдруг очнуться в неземных мирах
Наедине с непрожитой судьбой, —
Быть может, это – самый страшный страх.

Но плюс к тому у человека страх —
Что не чужую прожил он судьбу,
Не в той стране и не на тех ветрах,
И будет плохо выглядеть в гробу.

РОЗЫ МАРАЗМА

Анна Довлатова
Сергея Ахматова
И Наймана губчатый Рейн —
Наставники Бродского
И Бутербродского,
Пившего с Бродским портвейн.