Юнна Мориц - По закону – привет почтальону

Сумрак при свечах,
Дети с книгой – двое,
Кудри на плечах,
Свет над головою.

Лица их чисты,
Их одежды – белые.
Шаг из темноты
В этом сне я делаю.

Деревянный зал,
Без окна светлица.
Вам – туда, сказал
Взгляд, который снится.

Приоткрылась вдруг
Дверь, которой нету.
Солнце – это звук,
Что приснился свету.

Путь лежит в лучах,
Снится весть благая,
Сумрак при свечах
Веером слагая.

Вот мой лучший сон.
Но не дай вам Боже
Там, где снится он,
Оказаться тоже…

Я, слава Богу, всюду, всюду опоздала
Вступить и выступить, подать и преподать,
В струю вписаться, в хрестоматию скандала,
И всех приветствовать, со всеми совпадать,
И никогда не выпадать из поля зренья,
Впадая в ужас от намёка одного,
Что опоздать (какой кошмар!) на день варенья
Поэтское способно вещество.

Со мной случился, слава Богу, этот ужас, —
Пробел огромен и распахнут, как в полёте,
Но в свете этого пробела обнаружась,
Издаться можно и в оконном переплёте,
Где отражаешься в деревьях, птицах, звёздах,
В слезах дождя, во мгле, чья нега снегопадна, —
Не надо выглядеть, а надо быть, как воздух,
Чьё замечают лишь отсутствие… Да ладно!

РУКОПИСНЫЙ, ЛЕПЕСТКОВЫЙ

Метель сегодня, День влюблённых.
Над рукописною поляной
Тюльпаны на шнурах зелёных
Свисают из трубы стеклянной.

Их листьев шелестят страницы
И шёлк багровый клёшных чашек.
Они хотят распространиться,
Вульгарных не стыдясь замашек.

Единство времени и места
Им навязать нельзя на курсах.
Они не вымрут от инцеста,
И тут немыслим спор о вкусах.

Плетя зелёными шнурами
Свои любовные интриги,
Они господствуют над нами,
Как всё, чего не знают книги,

Но знает падающей тени
Багровый свет, с каймой желтковой,
И тот особый звук паденья —
Тот рукописный, лепестковый.

ГДЕ НИКАКОЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ НЕТ

Объят очами съеденных коров,
Он ищет Бога в азбуке ковров,
И взор его сверлит в пространстве точку.
Пылает зной за стенами дворца,
А во дворце – прохлада мертвеца,
И тень свечи похожа на заточку.

Его неимоверной силы власть
Во рту страны растаяла, как сласть.
Предательство и наглые насмешки
Рабов, переметнувшихся к врагам, —
Естественное дело, их мозгам
Доступны лишь короткие пробежки,

Животный страх и стадное чутьё.
Немая тень даёт ему питьё,
Выходит с ним на тайную дорогу,
Где никакой действительности нет, —
И, проходя сквозь тела турникет,
Его душа летит с доносом к Богу,

С доносом на ничтожество толпы,
На то, что подлы, мстительны, глупы,
Трусливы, жадны, лживы – все, кто живы,
Им нет числа, их надо прекратить!
Но тут как раз его обмыли тело,
Пришла толпа, слезами заблестела,
Молитвами о нём зашелестела
И умоляет в рай его впустить.

Поднося эту лужу к лицу,
Видишь маску в зеркальной берлоге, —
Эта маска подобна крыльцу,
О которое вытерли ноги

Обстоятельства и времена,
Их войска, их издательства, трупы,
Их победы, которым цена —
Костылей мозговые шурупы.

Прибежали глаза на крыльцо, —
Где же, где же крутые ступени
Ввысь, где голое дышит лицо
Облаками в сияющей пене?

Маска жизни – как зверь на ловца,
Свою правду оскалить готова,
Молодого наелась лица
И желает мясца молодого.