Людмила Кулагина - Да будет день!

Мы так надеялись на чудо, волшебство.
Иллюзии прошли, сменясь прострацией.
А нищета, обман и большинство
Приговорили нас к духовной эмиграции.

Какие сны нам снились на рассвете!
Будильник, не звони, жестокий, не буди.
Они о счастье были, о любви, о лете,
Как будем в речке лет удачу мы удить.

А в полдень жизни сны другие снились:
Не опоздать бы, не проспать, везде успеть.
И сны тревожные, да и недолго длились.
И неудобства поз к тому ж пришлось терпеть.

К закату сон и ритм его нарушен —
То спячкой, то бессонницей теперь больны.
От шума жизни не спасают нас «беруши».
И тяжек для души зловещий сон страны.

Я справки по архивам собирала,
Чтоб выхлопотать пенсию себе.
Доехала «с перекладными» до вокзала,
Пока я ехала и шла, у них – обед.

Я долго на скамеечке сидела.
Прохладный ветер дул, был на дворе апрель.
С мозолями в архив опять плелась и не по делу
Внутри себя пускала слёзную капель.

Вахтёр сказал: народу было мало,
И что есть шанс тут справку получить.
Но архивистка мне в дверях уж отказала. —
Минутки некогда, мол, даже улучить.

Но сопоставив эти все противоречья,
Не отступала я: «Вперёд, за мной Москва!»
Толкала о проблемах бедности им речь я
Занудно, как лягушечье ква—ква.

В конце тирады горькой обещала,
Что не пустая, «с благодарностью» приду.
На быстроту надежды было мало,
Но записали—таки просьбу в череду.

А через день звонят с архива у вокзала.
Бегу с конфетами, чтоб справку получить.
– Сломала ногти в поисках, – архивница сказала, —
Как кстати «ассорти», – их полечить.

В панельной «хрущёвке» живётся нам славно —
Что там детектив, телевизор, кино!
Как туалет совмещается с ванной,
Здесь жизни соседей совместны равнó.

Коль зáпил сосед, мы уже как с похмелья:
Руками дрожащими пьём пенталгин,
Пока день да ночь пьяный бред перемелют, —
Башка не болит так от гриппов—ангин.

Когда у соседей тусуются гости —
Гуляют и пляшут, то выхода нет:
Вставай, напрягай свои мускулы—кости,
Из дому беги, пока стихнет банкет.

А после запоев, гулянок и пьянок
Нам, тем, кто внизу, на субботник идти.
Под окнами свалку метём—чистим рьяно,
И вёдрами в мусор несём пузырьки.

Порой приболеешь, устанешь и ляжешь —
Расслабиться малость, в себя чтоб прийти.
Но, только навалится сонная тяжесть,
Как сбоку и сверху приспичит скрести,

Сверлить, забивать, отбивать, пылесосить,
Ругать, материться, орать иль стирать.
И в сердце – тахиаритмия и осень. —
Призванье соседей – на нервах играть.

Чу, кто—то кому—то стучит вновь по трубам.
А время дитячье – двенадцать всего.
Уснуть и с подушкою нá ухе трудно.
И так не неделю, не месяц, не год.

Лишь солнце покажется, жди уж подвоха —
Нам тишь не сулит грозовой материк.
«Левачит» сосед на станке, но не блохам
Подковки куёт – каблукам мастерит.

То воду отключат без предупрежденья,
То вырубят свет и сидишь в темноте.
То детки мячом отобьют в день рожденья
Морзянку тебе по бетонной плите.

Стоп, нечто с балкона опять полетело:
Летают здесь лыжи, бутылки, щенки.
Любое астральным становится тело,
Когда самогонки попьют мужики.

Кто сделал ремонт, тот с опаскою смотрит
На свой потолок и на стены в коврах.
Ведь чуть зазевается верхняя «Мотря»,
И труд, и уют твой рассыплются в прах.

Уборщик усердный какую—то ветошь
Слил вкупе с помоями в свой унитаз.
Весь первый этаж возмущается: это ж
Какая свинья так подставила нас?!

А если животных заводят соседи —
Расхлёбывать лажу приходится нам:
В подъезде накроются тазом из меди
И чистота и покой: хам есть хам.

На кучке же кот не оставит автограф.
И тот убирает, чей сверхчуток нос.
«Хрущёвки» панельной как историограф,
Больной для себя поднимаю вопрос:

Где выход найти? И как быть? И что делать?
Как мне изменить столь фатальный сюжет?
Своею лишь жизнью пожить мне хотелось.
Но не позволяет мой скудный бюджет.