Людмила Кулагина - Под сенью осени

Осень, осень, ты в последний раз
Нас пленишь красою эфемерной,
И готовы вновь душа и глаз
Верить летним призракам–химерам.

Помани, введи в соблазн, солги,
В радость жизни приоткрой нам двери.
Завтра грусти отдадим долги,
Но пока в ложь счастья дай нам верить.

Когда наконец–то мои батареи
Заполнит крутой кипяток,
Они мне и душу, и кости прогреют,
Улучшат мозгов кровоток.

Я сяду тогда у окошка на кухне,
В котором – река и рассвет,
И чувством, и оком и внутренним слухом
В картинки войду прежних лет.

И будет на кухне тепло, как в июне,
И память вновь станет свежа.
Я детство припомню златое и юность,
Пока не покрыла их ржа.

Я вспомню, как страсти во мне созревали
И лопались, как пузыри.
Как будни хребетик мечтам поломали,
Как зрели в душе пустыри.

Про то, как в стране друг на друга стучали,
Но краше «другой нет такой».
Про то, что и в мудрости много печали,
Что в снах только снится покой.

О том, как надои росли у доярок,
Как гнали мы правду взашей,
Как сказки на дубе мурлыкал котяра,
Как ждал коммунизм алкашей.

О том, куда нынче (тьфу! тьфу!) мы приплыли
На ржавом своём корабле.
О том, как в отчизне вчера жили–были,
И как оказались на дне.

О радости тоже. О бренном, о вечном,
О том, как горчит жизни мёд.
О Боге, о вере, о пункте конечном,
К которому жизнь нас ведёт…

Осень свой старый мольберт
извлекла и рисует пейзаж.
Сколько бликов, оттенков
и с сердцем осенних созвучий.

Как прекрасен последний,
последний, увы, вернисаж!
И от солнечных красок
картинки всё лучше и лучше.

То не масло и холст, –
не для плоти осенней они.
Здесь, скорее, наплывы
и лёгкий туман акварели.

И прозрачны, как листья,
сентябрьские поздние дни,
И тропинки аллей и надежд
заметают златые метели.

И обходит степенно и важно
владения осени кот, –
Нет, не тот, что заводит
под дубом то сказки, то песни.

Он не знает, скорее,
ни пушкинских сказок, ни нот. –
Для меня всё равно он –
загадка природы – чудесен.

И на лавочке сидя,
вбираю всем сердцем пейзаж,
Чтобы памяти было
в зимний сумрак за что зацепиться,

Когда будет наброски
простой рисовать карандаш,
И душа чёрно–белой печали
успеет досыта напиться…

Каша дышит, как загнанный пёс,
Сквозь дырочки–ноздри парóк выпуская…
Песчаный мой сыплется счастья утёс, –
Печальна вся радость людская.

И сколько ни ищешь в себе оптимизм,
Силков среди бед ни расставишь,
Опять разразится в душе катаклизм:
Ты, радость, всё таешь и таешь…

Вот только вчера твой мерцал огонёк,
А нынче – ни зги, ни просвета.
Куда она делась, душе невдомёк. –
Ах, да, ведь закончилось лето.

Вчера ещё птицу удачи держал,
А нынче – лишь пёрышко птичье.
Коль обруч тоски сердце радости сжал, –
Что деньги?.. что слава?.. величье?..

Сколь силы в любви! Но и та не спасёт
Того, кто заглядывал в бездну.
Тоска цепким Цéрбером счастье пасёт,
Её обмануть бесполезно.

В её лабиринтах есть выход и свет
Для тех, кто душой чист и светел.
Для нáс на тоску есть привычный ответ:
Работа, природа и дети.

Я не знаю теперь, что такое любовь:
Чувств паренье? Дрожанье аорты?
Ослепленье? Безумная, шалая кровь
И химизм непонятный реторты?

Восхожденье по узкой и скользкой тропе
К ослепительной горной вершине?
Притяжение к взрыву гормонов–торпед?
Иль влечение к Силе – мужчине?

Знаю точно, что это не мат и не храп,
Не взаимной досады попрёки,
Бытовых передряг неустойчивый трап,
После ссор под глазами отёки.

Нет, скорее прощенье она, доброта,
Компромисс эгоизмов, уступки,
Взгляда утреннего теплота,
Песня–жалость рогóзовой дудки [27].