Борис Херсонский - Кабы не радуга

С натуры уже не напишешь идиллическую картину:
хату, крытую камышом, пастушка, играющего на дудке,
заголившуюся девку, пасущуюся скотину
с тоской зеленой в глазах и такой же травой в желудке.

Не увидишь на крыше колеса от старой телеги,
на котором сложил гнездо домовитый аист-лелека.
Ни конца тебе, ни начала, ни альфы тебе, ни омеги,
ходишь днем с огнем, ищешь доброго человека.

Чтобы дал тебе молока и хлеба горбушку,
чтобы спел с тобой песню, что мама когда-то певала.
Попросить бы дальнюю надоедливую кукушку,
чтоб она покороче тебе куковала!

Хоть бы вывел медведь из темно-синего леса!
Хоть бы милая написала, смягчая горечь разлуки!
Среди чистого поля громоздится груда железа —
то ли танк с последней войны,
     то ли трактор – с последней разрухи.

в приемной рая смиренный проситель
с нищенским вечным напевом
ангел-хранитель и бес-искуситель
на правом плече и на левом

словно погоны армий враждебных
к одной шинели пришиты
вечный двурушник вечный нахлебник
овцы съедены волки не сыты

разве только вспомнишь калитки зеленой
скрип протяжный усталый
плетеное кресло тепло застекленной
дачной веранды старой

осеннее утро об эту пору
свет и прохлада лечат
черный кот степенно идет по забору
на душе становится легче

При сумасшедшем доме – огромный парк. Стволы,
поросшие мхом,
как полагается, на северной стороне.
Мостик с беседкой перекинут через искусственный водоем.
Зеркальные карпы шевелят плавниками на самом дне.
Пациент и доктор через мостик идут вдвоем.

Пациент проходит вперед. Слышится громкий стук.
Это доктор дернул рычаг и открылся люк.
Пациент летит ногами вперед, думает: мне каюк,
ударяется пятками о песчаное дно,
не пытается выплыть, думает: вот оно!

Зеркальные карпы сопровождают его поврежденный ум,
отражая неверные мысли, выпячивается рыбий глаз.
Безумец слышит тихий подводный шум.
Растопырены плавники. Спинная струна напряглась.
Плотные усики над мясистой губой.
Зеркальный карп нормален, хорош собой.

Это такое лечение – холодный подводный шок.
Для смещенного мозга – случай сдвинуться хоть на вершок
в правильном направлении. Для поврежденных душ
погружение в глубину полезнее, чем циркулярный душ,
чем сладкий сироп плюс целительный порошок.

Доктор смотрит на пруд, размышляя: куда
подевался безумец? Не приносить вреда —
главный закон медицины. Но откуда вода
может знать этот важный медицинский закон?
Где пациент? Отчего не всплывает он?
Ужель на душе у него так тяжело,
что тело вместе с душою на дно ушло?

Доктор звонит в колокольчик. Санитары бегут.
Из пруда выпускают воду. Доктор шепчет: зер гут!
Карпы лежат на дне на зеркальных боках.
Ужас застыл в расширенных рыбьих зрачках.
Рак растопырил клешни. Безумец пропал без следа.
Лицо врача покраснело – от гнева или стыда,
а может быть, просто давление? Ну тогда не беда.

Он со злости бросил вилку в жену, изуродовав ей лицо.
Жена со злости ошпарила его крутым кипятком.
Он ушел, деньги унес, продал и пропил кольцо.
Она не сдалась и вернула мужа через партком.

И всё при открытых окнах. И все во дворе,
что называется, были в курсе. Подрос сынок.
Жили безбедно: в квартире хрусталь, она в янтаре.
На завтрак – яйцо, к обеду – свиной биток,
картошка в мундирах, но мальчик любил пюре.
В небесах Гагарин делал первый виток.

Отец ее был портным. И сын пошел в ателье.
Кроил и выкраивал из костюма себе на жилет.
Женился. Стали мечтать о новом жилье.
Потом получили вызов – и папа сдал партбилет.
Мама плакала, что уедет в одном белье,
фетровой шляпке и паре старых штиблет.

Но все обошлось – они проскользнули в щель,
которая тут же закрылась перед носом друзей.
Жили в Остии долго – целых двенадцать недель.
Ездили в Рим. Видели Колизей.
В общем, была квартира, еда, постель,
а было бы больше денег – они бы сходили в музей.