Генрик Ибсен - Пер Гюнт - стихотворения

И это навсегда? На много лет?

Я выбрала свой путь. Возврата нет.

Так будь хозяйкой у меня в избе!
Сейчас я печку затоплю тебе.
Пусть светлым и горячим будет пламя,
чтобы спокойно ты спала ночами.

Моя принцесса! Сольвейг! Наконец!
Хоть из земли ей выстрою дворец.

Попался, быстроногий! Вот судьба!

Ты кто такая?

Старая подруга.

Мы отродясь не видели друг друга!

С твоей избой росла моя изба.

Спешу я нынче.

Ты всегда спешишь…
Ну, да тебя догонит мой малыш.

Ошиблась, бабка!

Раньше – не теперь.
Ты клялся мне, а я возьми поверь.

Да в чем я клялся?

Как же? У отца
отпробовал домашнего винца…

Да не было такого! Не болтай!

Всегда так было: здравствуй – и прощай.

Чего стоишь? Налей отцу пивка.

Как? Я – отец вот этого щенка?

Ах! По щетинке видно поросенка.
Глаза-то есть? Не видишь, он хромой?
Пер вылитый с его хромой душой!

Ты что мне мелешь?

Ты – отец ребенка!

Да ростом он с меня!

Они растут!

У, троллиха проклятая! У, харя!

Кому грозишь? Своей законной паре!

Кого винить, что красота ушла?
Ты соблазнил. Ты сам виновен тут.

Лесные черти принимали роды —
и мы с младенцем сделались уроды;
а чтобы я красавицей была,
ты должен эту девушку прогнать
и никогда о ней не вспоминать!
И сразу у меня не станет хари.

Прочь, троллиха!

Ну-ну.

А то ударю!

Хо-хо, Пер Гюнт! Попробуй-ка, посмей-ка.
Вот погоди! Как заведешь семейку
да с женушкой присядешь на скамейку,
начнешь ее лелеять и ласкать —
а я войду, куда меня девать?
И стану доли требовать своей:
по очереди будь со мной и с ней.
Счастливой свадьбы, мальчик! До свиданья!

Уйди!

Дитя возьми на воспитанье!
Что, хромоножка, к папочке пойдем?

Я папочку пристукну топором!

Какая голова у паренька —
он в папочку пойдет наверняка.

Ступай подальше!

А была близка?

Ты все сказала?

Как тебя мне жаль!
За вожделенье – и такая плата!

Но Сольвейг! Ты, кем жизнь моя богата!
Мое сиянье! Горный мой хрусталь!

Терзается всегда невиноватый!
Ведь черт сказал: «Папаша водку пьет,
а мамка сгоряча ребенка бьет!»

«Сторонкой!» – говорила мне Кривая.
И это правда. Рухнул мой дворец —
и на пути двух любящих сердец
воздвигнута навек стена глухая.
Состарилась моя былая радость.
Сторонкой, парень! Нет тебе пути!
Вобрав в себя всю эту грязь и гадость,
чтобы в ее объятия прийти!
И я посмею? Помнится, в Писанье
слова такие есть – о покаянье.
Но у меня молитвенника нет,
и путеводных звезд заветный свет
сквозь заросли лесные не пробьется.
Раскаянье… Пускай оно дается
ценою жизни или долгих лет…
Но вдребезги разбить тепло и свет
и из осколков склеивать улыбку,
лицо, глаза… Так можно склеить скрипку,
но колокол нельзя… Нельзя топтать
цветок весенний на лугу зеленом.
Но слушай! Эта женщина в зеленом —
ты все-таки сумел ее прогнать,
да вряд ли и была она на свете,
нелепый призрак… Да. Но были эти:
вначале Ингрид, а за ней те три,
с которыми я прыгал до зари.
И все начнут кто с бранью, кто в слезах
просить, чтоб я таскал их на руках…
Пусть даже руки у тебя длинны,
как ветви у разлапистой сосны,
держи ее на дальнем расстоянье:
ты можешь запятнать ее сиянье.
Но что же делать? Постучи к ней в дверь —
без барыша, зато и без потерь…
О, господи! Забыть бы обо всем!