Фридрих Шиллер - Коварство и любовь. Перчатка

Фердинанд. Гофмаршал.

Гофмаршал (вбегая в комнату). Вы выразили желание, милейший…

Фердинанд (бормочет про себя). Сломать шею мерзавцу. (Громко.) Маршал, это письмо вы, должно быть, выронили из кармана на параде, и мне (со злобным смехом) – и мне, к счастию, пришлось обнаружить его.

Гофмаршал. Вам?

Фердинанд. Случай забавный! Кончайте свои земные расчеты.

Гофмаршал. Вы меня совсем напугали, барон.

Фердинанд. Читайте! Читайте! (Отходит от него.) Если я не гожусь уже в любовники, так, может быть, в сводники пригожусь. (Пока тот читает, он подходит к стене и снимает с нее два пистолета.)

Гофмаршал (бросает письмо на стол и хочет убежать). Ах! черт возьми!

Фердинанд (хватает его за руку и останавливает). Терпение, любезнейший маршал! Известие, по-видимому, приятное! Мне причитается за находку! (Показывает ему пистолеты.)

Гофмаршал (отступая в испуге). Будьте благоразумны, милейший…

Фердинанд (грозным и решительным голосом). Да, я настолько благоразумен, что сейчас же отправлю тебя, мерзавца, на тот свет! (Насильно всовывает ему пистолет и вынимает свой носовой платок.) Возьмите! Держитесь за этот платок. Он у меня от распутницы.

Гофмаршал. Через платок? В уме ли вы? Что вы это вздумали?

Фердинанд. Держись за этот конец, говорят тебе, а то промахнешься, трус! Как он дрожит, подлец! Да тебе бы следовало благодарить Бога, мерзавец, что у тебя в первый раз будет хоть что-нибудь в голове.

Гофмаршал бежит прочь.

Потише, сделайте одолжение! (Догоняет его и запирает дверь на ключ.)

Гофмаршал. В комнате, барон?

Фердинанд. Да стоит ли за город плестись из-за тебя? Ведь здесь выстрел раздастся громче, и это будет, верно, первый шум, сделанный тобою на свете. Целься!

Гофмаршал (обтирая свой лоб). И вы хотите подвергнуть опасности вашу драгоценную жизнь – вы, молодой человек, полный надежд?

Фердинанд. Целься, говорят тебе! Мне нечего больше делать на этом свете!

Гофмаршал. Зато мне есть еще здесь дело, несравненнейший барон.

Фердинанд. Тебе, болван? тебе… Быть затычкой там, где с каждым днем все меньше охотников? В одну минуту семь раз съежиться и семь раз вытянуться, как бабочка на булавке? Вести реестр, сколько раз прослабило твоего господина, и быть мишенью его острот? Не все ли равно, если я поведу тебя с собою, как какого-нибудь редкого зверька? При вое осужденных грешников будешь ты плясать, как ручная обезьяна, подавать поноску и служить и увеселять вечное отчаяние своим придворным искусством!

Гофмаршал. Все, что вам угодно, барон! Все, что угодно!.. Только отложите пистолеты!

Фердинанд. Как он струсил, несчастный! Ты родился, кажется, на позор шестому дню творения. Как будто тебя не Бог создал, а какой-то мошенник подделал. Жаль только, жаль унции мозга, которому так неуютно в этом убогом черепе. Стоило бы добавить эту унцию к мозгу павиана, чтобы сделать его вполне человеком, а теперь это лишний нарост. И с такою тварью может она делить свое сердце? Непостижимо, непростительно! Да он создан скорее отучить от греха, а не то что увлечь.

Гофмаршал. Слава Богу, он начинает острить…

Фердинанд. Я пощажу его. Терпимость, которая щадит червяка, пусть и на его долю достанется. Встретившись с ним, иной пожмет плечами и подивится, может быть, мудрому устройству природы, которая кормит несколько тварей и навозом и илом, которая приготовляет обед вороне на виселице, а царедворцу – в грязи около трона; подивится и предусмотрительности провидения, которое и в духовном мире держит тарантулов и змей для выделения ядов. Но (снова впадая в бешенство) моего цветка да не коснется эта погань, или (хватает маршала за плечо и трясет его) я раздавлю его и вытрясу из него душу!

Гофмаршал (слабо стонет). Боже мой! как бы мне от него уйти? За сто миль отсюда, в парижский Бисетр  [7] Дом умалишенных в Париже. , только бы не у него в руках!..

Фердинанд. Слушай! если она уже не невинна, если ты уже наслаждался, где я благоговел (с большим ожесточением), удовлетворял свою похоть, где я чувствовал себя Богом!.. (Внезапно смолкает и потом продолжает страшным голосо м.) О! лучше бы тебе, подлец, искать убежища в аду, нежели встретиться в небе с моим гневом. До чего дошло у тебя с девушкою? Признайся!

Гофмаршал. Оставьте меня… Я все скажу…

Фердинанд. О! быть любовником этой девушки должно быть слаще, чем предаваться с другою самым небесным мечтам. Если б она захотела распутствовать, если б она захотела – она могла бы убить цену души и животную похоть превратить в добродетель! (Приставляет пистолет к груди гофмаршала.) До чего дошло у тебя с нею? Признавайся, или я спущу курок!