Фридрих Шиллер - Коварство и любовь. Перчатка

Леди (в сильной тревоге). Оставь меня, Софи! Пожалей меня! Я буду краснеть, если она даже обыкновенная женщина, и робеть, если она нечто большее.

Софи. Но, миледи… что за каприз пришел вам видеть свою соперницу? Вспомните, кто вы! Призовите на помощь свое происхождение, свой сан, свою власть. Гордое сердце еще более возвысит ваш гордый блеск.

Леди (в рассеянности). Что ты такое болтаешь?

Софи (ядовито). Уж не случай ли это, что на вас именно сегодня горят самые драгоценные ваши брильянты? Что именно сегодня на вас самое пышное платье? Что ваша прихожая полна гайдуков и пажей? Что вы ждете мещанскую девушку в самом роскошном зале вашего дворца?

Леди (ходит взад и вперед, с сердцем). Несносно, невыносимо, что у прислуги такие рысьи глаза для женских слабостей! Но как глубоко, должно быть, я пала, что подобная тварь разгадывает меня.

Камердинер (входит). Мадемуазель Миллер.

Леди (к Софи). Вон, вон, отсюда! Уходи!

Софи медлит.

(Леди с угрозой.) Я приказываю тебе!

Софи уходит.

(Леди ходит по залу.) Хорошо! прекрасно, что я в волнении! Я именно этого желала! (Камердинеру.) Позови ее сюда!

Камердинер уходит.

(Леди кидается на софу и принимает небрежно-важную позу.)

Луиза Миллер робко входит и останавливается на расстоянии от леди. Та, оборотившись к ней спиною, осматривает ее несколько минут внимательно в противоположное зеркало. Молчание.

Луиза. Миледи, я жду ваших приказаний.

Леди (оборачивается к Луизе и слегка кивает ей головою, холодно и сдержанно). А! ты здесь! Это верно – мадемуазель… как бишь зовут тебя?

Луиза (с некоторой горечью). Отца моего зовут Миллером, и ваша милость посылали за его дочерью.

Леди. Точно, точно! Помню – дочь бедного скрипача, о котором недавно была речь. (Помолчав, про себя.) Очень интересна, хоть и не красавица. (Громко Луизе.) Подойди поближе, дитя мое. (Про себя опять.) Глаза у нее немало поплакали. Как мне нравятся эти глаза! (Опять громко.) Подойди же – ближе, ближе. Ты как будто боишься меня, милая?

Луиза (с гордою решительностью). Нет, миледи. Я презираю суд толпы.

Леди (про себя). Ого! и высокомерие это от него… (Громко.) Мне тебя рекомендовали. Говорят, что ты кой-чему училась и вообще не глупа. Разумеется, как этому и не поверить? Да я бы не поручилось всей вселенной, чтобы заставить солгать такую горячую заступницу.

Луиза. Я, однако ж, не знаю никого, миледи, кто бы дал себе труд отыскать мне покровительницу.

Леди (как на иголках). Кто бы дал себе труд для тебя или для твоей покровительницы?

Луиза. Не пойму, миледи!

Леди. Судя по твоему открытому взгляду, никак нельзя подумать, что ты такая плутовка. Тебя зовут Луизой? А сколько тебе лет?

Луиза. Минуло шестнадцать.

Леди (быстро вставая). Понимаю! Шестнадцать лет! Первое биение этой страсти. Девственный серебряный тон еще не тронутого инструмента. Нет ничего обольстительнее… Садись, милая! ты мне очень по сердцу. И он тоже любит впервые. Удивительно ли, что лучи одной зари слились вместе. (Очень ласково, взяв ее за руку.) Я решила: я составлю твое счастье, милая. Это не что иное, как упоительная, но скоро отлетающая греза. (Треплет Луизу по щеке.) Моя Софи скоро выходит замуж. Ты поступишь на ее место. Шестнадцать лет! Это не может быть надолго.

Луиза (почтительно целует ей руку). Благодарю вас за эту милость, миледи, хоть и не могу принять ее.

Леди (раздраженным тоном). Какая важная дама! Девушки твоего сословия считают себя счастливыми, коль могут найти господ. Куда же ты метишь, моя милая? Или эти пальцы слишком нежны для работы? Или ты возгордилась своим смазливым личиком?

Луиза. Лицо мое, миледи, не от меня, как и мое происхождение.

Леди. Уж не думаешь ли ты, что этому и конца не будет? Бедняжка, тот, кто это тебе втолковал, – кто бы он ни был, обманул нас обеих. Ведь эти щеки не в огне вызолочены. Что тебе кажется в зеркале прочным и вечным – не более, как легкий налет румянца, которого рано или поздно не найдет и следа твой поклонник. Что мы будем тогда делать?

Луиза. Жалеть о поклоннике, миледи, который купил алмаз, потому что оправа показалась ему золотой.

Леди (как будто не слушая). У девушек твоих лет всегда два зеркала разом – настоящее и их поклонник. Ласковая угодливость обожателя исправляет грубую откровенность действительности. Зеркало показывает на щеке безобразный след оспы. «Неправда! – говорит поклонник, – это ямочка граций». В простоте душевной вы верите зеркалу лишь в том, что вам сказал обожатель; кидаетесь от одного к другому, пока не смешаете под конец, кто что говорил. Что ты на меня так смотришь?