Иван Елагин - Собрание сочинений в 2-х томах. Т.2 - Стихотворения. Портрет мадмуазель Таржи

И друзья твои уселись на пнях,
И отплясывает беглый монах,

И подружка твоя розы свежей,
Каких хочешь проведёт сторожей!

Век за веком под шервудской листвой
Буйный табор собирается твой.

Век за веком по лесам напролом
Ты проходишь со своим топором!

Век за веком за тобою шериф
Скачет, доброго коня уморив,

Век за веком о тебе, Робин Гуд,
Благородные баллады поют!..

Еле красноват,
Гаснет небосвод.
Из окна глядят
Человек и кот.

А уже темно
Посреди двора,
Штору на окно
Опустить пора.

У кота другой
Ко всему подход,
Видишь, шерсть дугой
Выгибает кот.

Где-то белка куст
Чуть пошевельнёт,
Кот почуял хруст,
Притаился кот,

Вжалась голова,
Кот ступил шажок
Да едва-едва
Удержал прыжок.

Человеку прыть
Эта ни к чему,
Штору опустить
Хочется ему.

Как же так стряслось,
Что живут вдвоём,
А пекутся врозь
Каждый о своём?

Я принял большую дозу
Жизни. Я старым стал.
Неплохо бы выбрать позу.
Забраться на пьедестал.

И сделаться тёмным камнем.
Мне это бы помогло
Утешиться! А пока мне
Тоскливо и тяжело.

Претенциозно-фальшивы
Все позы мои подряд.
Вот я стою плешивый,
Задумчивый, как Сократ.

Наверное, языкато
Сострит какой-нибудь жлоб:
— Плешь-то, как у Сократа,
Да не Сократов лоб!

А вот ещё, смуглолицый
Смеющийся старикан,
Подмигиваю девице,
В руке у меня стакан.

Однако игру веду я
Заведомо не свою:
Девицы не околдую,
Стакана я не допью.

Стало уже привычным,
Что поза всегда не та.
Но есть ещё жест циничный
Горохового шута —

О всём говорить с придиркой,
Подленьким шепотком,
С гримасою, с подковыркой,
С ужимкою, со смешком…

Стоит мне заглянуть
В картинную галерею —
Кажется, что чуть-чуть
Я от картин дурею.

Кажется, что холсты,
Даже из скромных самых, —
Всё же — куски мечты,
Вывешенные в рамах.

Кажется — в залах сад,
Оранжерея фантаста…
Хромовые висят
Звёзды, блестят угласто.

С каждым в таком саду
Может случиться странность:
Раму найду — войду
И под стеклом останусь.

Стану двухмерным, плоским…
Я нарисован Босхом.

Не голова, а ваза.
Длинной шеи труба,
И у меня три глаза
Посередине лба.

Пальцы стекают криво,
Ухо срослось с рукой…
Это я — после взрыва
Атомного — такой.

В самом сердце мира — человек.
Печенег, ацтек иль древний грек,
Иль другой какой-то имярек,
Кто угодно — хоть Тулуз-Лотрек.

Вышеупомянутого факта
Не объедешь никаким конём.
Безотрадны выверты абстракта,
Потому что даже днём с огнём
Не отыщешь человека в нём.

Это я твердил кому-то в споре,
Больше ради красного словца.
В самом отвлечённейшем узоре
Мне порой сквозят черты лица.

Даже в хаотическом сумбуре
Красок, линий, взрывов звуковых
Узнаю я правду о натуре
Странных современников моих.

Не мои лирические вздохи
И не мой приглаженный язык, —
А расскажут правду об эпохе
Визг, и вопль, и вой, и рёв, и крик.

Может быть, и мне учиться надо
Языку взлохмаченных кликуш,
Чтоб в стихах дымился век распада
Атома и человечьих душ.

Вот она чёрная быль,
Атома чёрная пыль.
Чёрный от взрыва тополь —
Смертью клубит Чернобыль!

Столпотворенье ветров,
Сдвинут земной покров,
Горы взрыв покоробил —
Полз по земле Чернобыль!

Вот она чёрная боль,
И поперёк и вдоль
Нашей отчизны вопль:
Что с тобой, Чернобыль?

Вот он, великий взрыв,
Недра земли раскрыв,
Сколько людей угробил?
Братский погост, Чернобыль.

Вот она чёрная боль,
То ли знаменье, то ль
Час наш последний пробил!
Адом дымит Чернобыль!

Там, где картофель рос,
В поле забытый воз,
Пара торчит оглобель,
Осиротел Чернобыль!