Иван Елагин - Собрание сочинений в 2-х томах. Т.2 - Стихотворения. Портрет мадмуазель Таржи

Вот и он пропал во тьме.
Выживет едва ли —
Где-нибудь на Колыме,
На лесоповале…

Тяжко дышит на ремне
Пёс у конвоира.
Кто-то что-то крикнул мне
Из другого мира.

И я вижу: на снегу
В стороне записка.
Взять её я не могу –
Конвоиры близко.

Не пройдёшь туда никак,
Охраняют рьяно.
Спустит на тебя собак
Сразу же охрана.

Верно, с адресом листок
Извещает сжато,
Что такой-то дали срок,
Что везут куда-то.

Но записку ветер сгрёб
И понес, загикав…
А затоптано в сугроб
Сколько этих криков?

Но бывает — повезёт
Крошечным запискам —
Подбирает их народ
И относит близким.

Это — год тридцать восьмой,
Памятный угарной,
Зимнею рассветной тьмой
Станции товарной.

Дым по ветру распластав,
Как дракон несытый,
Подползал, шипя, состав,
Ссыльными набитый.

Точно не было конца
Траурному дыму.
Между ссыльными — отца
Я искал в ту зиму.

Год прошёл, как поутру,
После ночи долгой,
Он по нашему двору
Уходил с кошёлкой.

И с ружьём наперевес
Шёл за ним военный,
И отец навек исчез
Где-то во вселенной.

Ни могилы, ни креста,
Ни плиты надгробной,
Только гиблые места,
Только ветер злобный.

Только в памяти моей,
Где-то за грядою
Низвергающихся дней —
Он ещеё со мною.

На рассвете, на Днепре
С ним мы рыбу ловим,
И картошку на костре
В котелке готовим.

А потом, перед костром,
Он со мной присядет —
И расскажет мне о том,
Как покойный прадед

В сети тигра брал живьём
В зарослях Уссури.
И смеётся… сколько в нём
Ещё детской дури!

А домой придём мы с ним —
За вечерним чаем
О стихах мы говорим,
В шахматы играем…

Всё кружится шар земной
И скрипит громоздко —
Но отец всегда со мной
В полушарьях мозга.

Чуден памяти тайник,
Только странно всё же:
Я, отец, уже старик —
Ты меня моложе…

Жизнь по капле пью… и всё ж
Видно дно в сосуде,
Только там, где ты живёшь,
Не стареют люди.

Для чего мы бережём
Фотонегативы?
С нами памяти альбом,
В нём родные живы.

Я стою, как в дыму,
Чуть не плачу.
А принес я в тюрьму
Передачу.

Мы построились в ряд
Под стеною.
Предо мною стоят
И за мною.

Загибаясь, идёт
Та дорожка
От железных ворот
До окошка.

Не беседуют тут,
Не судачат,
Разве только вздохнут
Иль заплачут.

И стоит за окном
Небожитель.
Гимнастерка на нём
(Или китель).

Он стоит, как гранит, —
Обелиском!
И мизинцем скользит
Он по спискам.

У него, что ни взгляд,
Что ни слово,
Точно гири гремят
Стопудово!

Только даром три дня
Я потрачу.
Не возьмёт у меня
Передачу.

Выйду. Лампы во мгле.
У вокзала.
Жил отец на земле —
И не стало.

А всего-то было
У меня в мешке:
Бельевое мыло
В шерстяном носке,

Банка мармелада,
Колбасы кусок,
С крепким самосадом
Был ещё носок;

Старая ушанка,
Старый свитерок,
Чернослива банка,
Сухарей кулёк.

Ветер, ветер, ветер!
Да не тот совсем,
Что звенел на свете
Для иных поэм.

Нет, не он раскатам
Вторил мятежа,
Не на баррикады
Звал, снега кружа.

Этот — бил под рёбра
Финки поострей!
Это — ветер допра,
Ветер лагерей,

Ветер Магадана,
Что над тундрой выл,
Ветер безымянных
Скученных могил.

Нынче без уёма
У него разгул,
От тюрьмы до дома
Он мне в спину дул.

Вижу памяти экран,
И на нём наплывом —
Как меня за океан
Отшвырнуло взрывом.

Я живу в чужом краю,
Но уже годами
Я домой передаю
Свёртки со стихами.

А в стихах моё тепло
И души кусочки,
Я надеюсь, что дошло
Хоть четыре строчки.

И, быть может, потому
Я хоть что-то значу,
Что всю жизнь несу в тюрьму
С воли передачу.

Надо дальше жить, говорят.
Говорят — вспоминать не надо.
Лучше будь, как другие, рад,
Что достал кило мармелада.