Хаким Фирдоуси - Шах-наме

Вот сбруя Рахша, но коня не видно,—
Рустаму горько стало и обидно.

Седло он хмуро на плечи взвалил,
По следу Рахша целый день бродил.

Он шел, броней и сбруей отягченный,
И вот пришел на некий луг зеленый.

Бегут ручьи, вокруг шумят леса,
Слышны фазанов, горлиц голоса.

Афрасиаба кони там гуляли,
Табунщики в лесной прохладе спали.

А Рахш за кобылицами, как див,
Гоняется и ржет, здоров и жив.

Рустам блистающим взмахнул арканом
И шею Рахша захлестнул арканом,

Отер попоной, оседлал, взнуздал,
Йездану благодарностью воздал.

На Рахша прянул, полный прежних сил он,
На меч заветный руку положил он.

Сбил всех коней в один табун большой,
Погнал, добыче радуясь душой.

Табунщик, слыша ржанье и смятенье,
Проснулся, оглянулся в изумленье.

И разбудил, он всадников своих,
Крича: «Разбой!» — послал в погоню их.

Они, схватив оружье, в седла сели,
Сердца их нетерпением кипели

Взглянуть, кто дерзкий на табун напал,
Коней у них из-под носа угнал.

И полетели, словно гончих свора,
Мол, спустим шкуру со спины у вора!

Рустам, увидев их из-за плеча,
Блеснул в глаза им молнией меча.

Он зарычал им: «Я — Рустам, сын Заля.
Беда вам, что меня вы не узнали!»

Мечом он половину их побил,
А прочих ужас в бегство обратил.

Как ветер, нетерпеньем окрыленный,
Афрасиаб скакал на луг отгонный,

Где косяки отборных скакунов
Паслись весной у чистых родников.

Афрасиаб — с двухтысячною свитой —
Приехал в этот дол, лесами скрытый,

Приехал он с певцами и вином
Попировать, забывши обо всем.

Глядит он: ни души в долине свежей
Где стражи табунов? И кони где же?

Вдруг с поля крик ужасный долетел,
И страх сердцами храбрых овладел.

Табунщик прискакал, пред шахом пал он,
В слезах о небывалом рассказал он:

«Рустам один напал, табун угнал,
Побил мечом нас и в степи пропал».

Поднялся говор средь мужей Турана:
«Как дерзок стал он, славный сын Дастана!

Какие с нами шутки шутит он!
Пойдем! Убьем! Возьмем его в полон!

Иль мы ничтожны, жалки и презренны,
Что не боится нас Рустам надменный?!

Спешить нам нужно — табуны отбить,
Не то вовек позора не избыть!»

И царь с дружиной, с четырьмя слонами
Пошел за угнанными табунами.

Рустам увидел их средь пыльной мглы
На расстоянье пущенной стрелы.

Погоне он навстречу устремился,
Осыпал стрелами, за меч схватился.

Когда убил он шестьдесят мужей,
Меч кинул, палицей взмахнул своей.

Лишь треск пошел от шишаков булатных.
Не стало многим тут путей обратных.

Афрасиаб, увидя сей ypон,
Вспять обратился, тяжко огорчен.

Бежал, забыв о мести и о славе,
Слонов Рустаму и шатер оставя.

За ним — остатки войска. А Рустам
Грозой весенней гнался по пятам.

Спасли, как вихри унесли их кони…
А сам Рустам вернулся из погони.

Добычу он навьючил на слонов,
Погнал их сзади шахских табунов.

Он двигался в степи неторопливо
И вдруг опять увидел Акван-дива.

Див молвил: «Видно, боем ты не сыт?
Не поглотил тебя пучинный кит?

Душа твоя в волнах не охладела?»
Услышал речь его слоновотелый.

Метнул он свой аркан волосяной —
И шею дива захлестнул петлей.

Поверг он сердце дива в смертный холод,
И палицей тяжелой, словно молот,

Аквана грянул он по голове
И мозг его разбрызгал по траве.

Рустам, схватив убитого за гриву,
Отсек главу воинственному диву;

И восхвалил дарующего свет,
Кто держит жребий ратей и побед.

Но хуже дива злой, кто полн изъяна,
Неблагодарен милости Йездана,

Кто света человечности лишен;
Не человек, а див породой он!

Пусть этих слов твой ум не понимает;
Им чутко разум доброго внимает.