Хаким Фирдоуси - Шах-наме

От туран-шаха тот венец приняв,
Его и ночью не снимал Тажав.

Лишь в крепости — спасенье для вельможи!
За ним летел Бижан, как пламень божий.

Тажав увидел в крепости жену:
К нему пришла, рыдая, Испану.

Сказала: «Ты бежал, стыдом покрытый,
Меня лишил ты в крепости защиты.

Так посади меня в седло коня,
Чтоб не оставить недругу меня».

Как пламя, вспыхнуло лицо Тажава,
Проникла в сердце горечи отрава.

Он глянул сверху вниз, познав беду,
Одно ей подал стремя на ходу.

Он усадил подругу за собою,
И конь крутою поскакал тропою.

Помчался вместе с Испану Тажав,
В Туран дорогу краткую избрав.

Еще немало им пути осталось,—
Конь и ездок почуяли усталость.

Сказал Тажав подруге: «О луна,
Тяжелые настали времена.

Скакун устал, мы далеки от цели,
За нами — враг, а впереди — ущелье.

А стоит мне или коню упасть,
Я сразу попаду Бижану в пасть.

Ты можешь недругов не опасаться:
Дозволь мне дальше одному помчаться».

Сошла с коня прекрасная жена.
Душа Тажава скорбью сожжена.

Свой бег без этой ноши конь ускорил,
За ним спешил Бижан и с ветром спорил.

Когда Бижан увидел Испану,
Ту мускусноволосую луну,—

Он быстро подскакал к прекрасноликой,
Ее он встретил с ласкою великой.

Он дал ей место на коне своем,
Направился к иранцам с ней вдвоем.

Как только в ставку прибыл конь Бижана!
Там загремели звуки барабана,

Гласившие: «Добычей завладев,
Приехал храбрый воин, всадник-лев!»

Военачальник с витязями вместе
Обрушили на крепость ярость мести.

Затем они помчались к табунам,
К прославленным туранским скакунам.

Взял в руки по аркану каждый воин,
Как муж, что на коне скакать достоин.

Пленив коней, отправились вперед.
Так продолжало войско свой поход.

Тажав скакал степями и лесами,
К Афрасиабу прибыл со слезами.

Сказал он: «Тус явился для войны,
С ним войско, барабаны и слоны.

Все кони угнаны, пылает область,
Нет больше храбрецов, являвших доблесть».

Стал мрачен шах Афрасиаб, как ночь,
Стал думу думать: как беде помочь?

Сказал Пирану: «Ты не внял приказу,—
Собрать войска и в битву двинуть сразу.

Но, страх и старость в сердце ощутив,
Увы, ты оказался нерадив.

А наши родичи теперь в неволе,
Кто счастлив был, теперь поник от боли.

Не время медлить. Храбрых ждет война.
Смотри, земля теперь для нас тесна».

Пиран дворец властителя покинул,
Во все края своих гонцов он двинул,

Воителей созвал со всех сторон,
Им деньги и оружье выдал он.

Как только свой дворец Пиран оставил,
Он по местам богатырей расставил.

Барман, Тажав, чья мощь страшна была,
Вели отряды правого крыла.

Был слева Настахин: подняв десницу,
Он превращал в ягняток льва и львицу.

Звон колокольцев, барабанов гром
И трубный рев послышались кругом.

Сказал Пиран: «Помчимся бездорожьем,
Наикратчайший путь себе проложим,

Чтоб враг о войске не услышал весть:
Всему внезапность надо предпочесть.

Быть может, войско наше, как лавину.
На скопище иранцев я низрину».

Он выбрал тридцать тысяч храбрецов,
И меченосцы собрались на зов.

Без шума, без трубы и барабана
Во мраке ночи двинулись нежданно.

Вот перед ними — пастбища, луга,
Осталось семь фарсангов до врага.

Они коней увидели вначале,
И на коней воители напали.

Поймали и погнали те стада,
Была всех бед ужасней та беда.

Всех пастухов, табунщиков убили,
Помчались дальше тучей черной пыли.

Увидели иранцев пред собой,
Покинутых изменчивой судьбой.

Иранцы, погруженные в безделье
И пьянство, распоясавшись, сидели.