Глеб Бобров - Осколки

Вот — война…
Что это было?
Вихрь взметнулся — и затих.
Двух друзей моих убило.
Сына одного из них…

Вспомню — и душа дрожит
от тоски невероятной:
этот мальчик был прошит
очередью автоматной.
И приятеля его,
на год, кажется, моложе, —
тоже очередью… тоже…

Страшно, Боже!
Страшно, Боже…
Непонятно ничего.

Засну — и время вспять
идет на свете белом,
и мать с отцом
опять
полгода под обстрелом.

И дом я вижу тот,
где досками забиты
все окна;
огород,
снарядами изрытый…

И снова, как тогда, я
к родителям спешу.
По слою гильз ступая,
к их дому подхожу.

Мы были друг для друга тем,
Что воспаляется и рвется
Из саркофагов тесных тел…
Мы были Небом из колодца!
Той, вертикальною водой,
Распарившей долину сердца…

Мы жили прошлою Землей.
Не иноходцы — иноверцы!
Те, что не ведали морщин,
С начала вечности крещенья…
Мы звали женщин и мужчин
На пасху перевоплощенья…
Когда врасплох пыльцу времен
Терзали гончие Вселенной,
Мы шли на смерть в юдоль икон,
Чтобы святых спасти от плена.
Оберегая имена
Нас обличающих пророков,
Мы проживали боль сполна
В последних строчках эпилогов.
Но, разорвав холсты могил
На утро дня сорокового,
Прозренья наши вышли в мир
Для очевидности былого.

..И тянет рыданьем октябрьский дождь
Ту быль, что в ответе за стыд отступления…

Бичует толпящихся нервная дрожь:
От крика до блика — от блика до пения
Старух в чернозёмном шифоне тоски.

На вдовье моление падкие птицы,
Как падшие души таранят виски,
Да ветер шлифует холодные лица
Святых новобранцев, в бойницах могил
Читающих Вечность, как лучшую долю…

И юные ангелы, полные сил,
Из стана хранителей рвутся на волю
Туда, где не смертно…

В несметную…
жизнь!

Мне снилась клюква…
..в пудре сахарной —
Вкус детства, выбранный войной…
И плац, бойцами перепаханный,
На метры тяжбы разрывной…
И рядовой из пополнения,
Что принял бой лицом в рассвет.

Оставлен, миру на съедение,
Трофейной жизни амулет!

Мне снилась клюква…
Но за давностью
Снега приспущенных высот,
Несли кровавый привкус явности,
Как щедрый ягодный приплод…
И вихри птиц, учуяв крошево,
Чернили снежный благовест…

Душа убитого из прошлого
Держала смертное за Крест,
Пока дозор небесных знахарей
Готовил пропуск в Божий Свет…

..И я спасаюсь…
..клюквой в сахаре.
Под Новый Год…
Все двадцать лет!

Пока удерживала Смерть
Среди живых его усталость,
Он всё надеялся успеть
Запомнить то, что оставалось…

Питая кровью гарь земли,
Стирал с небес оттенки боя…

Пока его не погребли,
Не окунули с головою
В навзрыд разомкнутую твердь —
В неутешительную сушу…

Пока оспаривала Смерть
НЕПРИКАСАЕМУЮ Душу!

Он был крещён на той войне,
Которой не дадут названья…
Он тосковал по тишине
В сетях огульного страданья…
Он не делил пасхальный звон
На времена убийства года.
Но был пленён.
И был спасён,
Пока его родная рота
Ложилась в серую траву
Кровавой сводкой невозврата.
Он матерился наяву
В зловонный сонник медсанбата.
И был терзаем, как храним,
И был омыт да Небом взвешен…