Глеб Бобров - Осколки

я в неоплатном пред тобой долгу
и даже в тесном дружеском кругу
меня вдруг начинает так трясти
что закипает кровь и разум мой мутнеет
и захлебнувшись памятью, шалею…
но продолжаю всё бесцельно жить
в Москве, в убогой злой глуши…

Салют, Сашок, салют! Ну как там ты?
Прошло двенадцать лет
И вот на дне моей пробитой головы
Скопился нужный конденсат чернил.
А может, всё же Бог меня простил?
Я не забыл, поверь, я не забыл

Давно хотел тебя спросить:
Сашок, тебе в раю вернули ногу?
Там разрешают видеть сны?
А наливают с гулькин нос или помногу?
У нас всё также — ложь и грязь, война
А впрочем, ты, уверен, сам всё знаешь
Отсюда к вам не иссякла река
Ребят, наверняка, ты там встречаешь?

А помнишь как колонну МИГ — и жгли
Хорваты нас и сербов убивали
И ангелы, хрипя, не успевали
Души погибших нагружать в свои ЗИЛ-ы?
А помнишь, Саня, тот дождливый день?
Канадский миротворец пролетел
Подброшенный взрывной волной по небу
И удивлённый взгляд застекленел…
А в пять утра добротный артобстрел?
А море разноцветных беженцев к обеду?

Нас не поймут «афганцы» и «чеченцы»
У них призыв-приказ-долг-злые дали
А мы с тобой свободно выбирали
На что мы шли — мы точно знали.
Им не понять, за что же за Дунаем
На рубежах чужой для них войны
Ребята из России погибали.
Мы чудики для них, Сашок,
А кое для кого и мудаки.

Ну ладно, всё, Сашок, бывай!
Тут что-то холодно становится опять
Ты, это, небо там топить не забывай
Чего-нибудь «за устречу» найди,
И не скучай, и не грусти.
Придём — расскажем всё.
Давай!

Сижу на кухне голым третий день,
Смотрю, как небо полыхает кровью,
И как кругами ходит моя тень
И разговариваю лаем сам с собою…

Всё кончено, возврата больше нет,
Открыла рот земля и машет холодами,
Косая наливает водку мне в стакан
И тянет руку с ржавыми гвоздями…

Убито всё, разорвана весна,
Осталась лишь моя сплошная память,
Да черти бродят в умывальнике стадами,
Я осеняю бесполезным их крестом,
Они мне машут куцыми хвостами…

Слеза сорокоградусная Бога
Всё так и не смогла преодолеть
Щеку воспоминаний. Сея смерть,
Хорваты возникали у порога.
«ratni zloиinci» — «красавцы» пятого
Убийственного года…

Тогда мы быстро отступали.
И здесь сейчас, на кухне предо мной
Отрезанные головы бойцов
Лежат на подоконнике рядами,
Сверкая крупными крестьянскими зубами…

Одна из них двенадцать лет назад
На сербском мне Тарковского читала,
А день спустя
Под Книном Краины горячая земля
Поэзию и кровь её в себя впитала…

Из градусника выпиваю ртуть,
Завалена квартира вся телами,
Я брежу августом, мир бредит тополями.
Я вспомню всех
Когда
Ни
Будь.

Мы уходим назад, мы уходим за линию фронта
Мы уходим в обратку, а не то, о чём любят писать
Мы просили воды, это было — согласны — непросто
А теперь мы обратно, трупный пот — как пить-дать…

Нас увозят назад, нас транс-пор-ти-ру-ют
Обзывают нас «грузом», и увозят в родные края
Кто вагоном, кто «бортом», кто в мешках, а кто судном
А кого-то и «зайцем» заклеймить норовят…

Нас увозят домой, где берёзы и сосны
Где в свои небеса вниз ложимся лицом
И парнЫе могилы, что «забыли» нам вырыть
Как ресницами машут, травинкою и колоском…

Нас не будут любить, нас и так никогда не любили
Нам напишут сто песен, ну а толку бумагу марать?
Вам спасибо за то, что лопаты у вас, что живые
Нам спасибо за то, что не хочется вам умирать…

Черви нас пригласят, как объявят, на свой белый танец
Черви — это как ретушь перед встречей с Верховным Судьёй
Ну а там наверху — чёрный мраморный глянец
Не забудьте листать, как наступит у вас выходной…

Мы уходим назад, позволяя вам здорово выпить,
Затыкая вам глотки в третий главный ваш тост тишиной
Из «джакузи» могил, сквозь небесную накипь
С удивлением слышим, как кто-то кричит «я с тобой!»…

Мы уходим назад, мы уходим назад и как эхо всё слышим:
«Почему он, не я?» и «Постой, ну постой, я с тобой!»…