Глеб Бобров: Осколки

А помнишь…лет тому назад,
В чужих горах,
Нас убивали. Помнишь, брат?
И видишь в снах?

Как в нас стреляли с трёх сторон,
И взвод редел.
И нам помочь никто не мог,
Иль не хотел…

Метались звёзды трассеров
Средь мёртвых тел,
И голос ледяных ветров
По-волчьи пел.

Качнулось эхо, окатив
Тугой волной,
Смертельной сталью зацепив
И нас с тобой.

Пронзительно, как жажда в зной,
Уж сколько лет…
Я радуюсь, что ты живой,
…а я вот — нет.
Снова тревожно, не спится ночами,
Чудятся выстрелы, взрывы во мгле,
Снова незримая смерть за плечами,
И не дает позабыть о себе.

Крик удивленный на грани разрыва,
Губы сухие слезой оросив,
Лопались вены вдрызг от надрыва,
Малый кусок от судьбы откусив.

Мозг воспаленный в жестоком тумане,
С тихой мольбою к яркой звезде,
Что пережито — останется с нами,
Ну, а сердца — на проклятой войне.

Нету от бреда ночного спасенья,
В ранах душевных снова саднит,
Мечется разум в слепом раздвоенье —
И, вроде жив, но как будто убит…

Прошиты дни
вибрирующей нитью
надрывных слухов.
Я не верю им.
Не верю, что пора кровопролитья
сгущается над городом моим.

Но все ж
непредсказуемым разбродом
грозит разбухшая, как никогда,
вражда не между властью и народом,
а межнациональная вражда.

Этой ночью тревожной
думал: слухи не так уж глупы,
и казалась возможной
смерть от рук разъяренной толпы.

Этой ночью бессонной
всякий — близкий, далекий ли — звук
для души напряженной
был предвестьем неслыханных мук.

Пронеси ее мимо,
Боже, дикую эту волну!

…Страх ни с чем не сравнимый —
страх за сына
и дочь, и жену…

В чем-то ты уже не тот,
и в душе —
следы надломов,
потому что прожил год
в ожидании погромов.

Страшен поворот судьбы —
рев национал-стихии,
бесноватый клич толпы:
«Чемодан — вокзал — Россия!»

Русский — оккупант и зверь,
вот и весь их сказ недлинный.

…Вновь стиральною машиной
подопрешь входную дверь

на ночь;
будет под рукой
молоток — твой друг надежный…

В чем-то ты
уже другой,
ибо понял: все возможно.

Человек не может
быть самим собой:
человека гложет
страх перед толпой.

Ночь угрозой дышит
с четырех сторон.
Топот ног он слышит,
вопли, стекол звон…

Он в окно слепое
смотрит, в злую тьму.

Нет ему покоя.
Жизни нет ему.

Вот он,
час испытаний,
он уже начался.
И потерь, и метаний
пролегла полоса.

Нету выбора, нету,
нет иного пути:
мне пристрелянной этой
полосою идти…

Как отрывался с кровью
я от тебя, страна…
Войною в Приднестровье
душа обожжена.

Летя другой орбитой,
живя в стране иной,
все с той,
незнаменитой,
не расстаюсь войной.

У отчего порога —
безумья торжество…
Страшней того урока
не знаю ничего.