Яков Тублин: Образ жизни

Может, доведётся возродиться
В незнакомом мне, святом краю.
…Я приехал с Питером проститься,
Я на Невском берегу стою.

Всю жизнь свою — с рассвета до заката —
В одно мгновенье молча перебрал.
И показалось мне, что рядом с братом
Я в Бога верить с той минуты стал.

И чай кипел, и оживала Тора.
Потрескивала старая плита,
И холодом несло из коридора;
А за окном снег русский пролетал.

О, надо ж было столько жить в разлуке —
В столпотвореньи бестолковых дней,
Чтоб в первый раз два брата-друга
Так смаковали слово «иудей».

И если б на исходе дня застала
Меня за чаем даже смерть сама, —
Я, кроме Нарвы, повидал немало.
И что теперь мне грешных дней сума?!

Прощай, Нарова! Завтра уезжаю,
И никогда не возвращусь назад.
Рош А-Шана [21] Рош А-Шана — еврейский новый год (ивр.). — ба Иерушалаим,
Мой милый «ах» [22] Ах — брат (ивр.). — единокровный брат!
Как долго нарождалось это слово
В мучениях — все прошлые года.
Леитраот, Россия и Нарова!
Прости-прощай!
И, может, — навсегда.

Сколько пролито крови и слёз
На российских пространствах!
Где решится еврейский вопрос?
На Ордынке, в посольстве голландском.

Пусть гадают в высоком Кремле,
Как нас хоть на прощанье ограбить.
Где решится вопрос на Земле?
За ордынской оградой.

Вот последняя эта стена,
А за ней иудейские дали.
Отбирает гражданство страна —
Остальное давно отобрали.

Расставания сладко-горьки —
От Одессы до Владивостока.
Оставайтесь, вожди-игроки.
Но — до срока…

Капитан, ты не стой у дверей —
Видишь: очередь нынче большая.
Даже тот, кто по деду еврей,
Уезжает.

Крыльев свист, перестуки колёс
Звуки эти народу привычны.
Разрешился еврейский вопрос —
На Ордынке столичной.

Вот тебе и новости,
Вот тебе урок:
Где-то в Хайфской области —
Псковский говорок.

Ровно в полдевятого
Стартовала ввысь
Скрипка из Саратова.
В Тель-Авив катись!

Так — товарец бросовый:
В этом нет беды.
Жаль — отдали Бродского,
Мать его туды!

С кафедр математики
И от прочих дел
Вундеркинды-мальчики —
В Гарвард, за предел.

Что они — не кормлены?
Сечены мечом?
Ладно, мы их формулу —
Гаечным ключом.

Ключ скрипичный хиленький —
Иудейский зной.
Есть на каждый ихненький —
Ключик разводной.

Из Херсона двинули
И с реки Ловать
В путь-дорогу длинную —
Счастья попытать.

Ещё пока не позабыты
Друзья неповторимых лет.
Ворота в прошлое забиты —
В грядущее калитки нет.

Все старые деревья пали.
А новые когда взойдут?
Смыт горизонт. Исчезли дали.
Толпа молчит — Мессию ждут.

Вот грянет гром. Вот дождь прольётся.
Вот снизойдут на нас снега.
Ну а покуда, так сдаётся, —
Земля разъята и нага.

В следах разрухи и отравы —
Лишь красный прах и чёрный прах…
Когда ещё пробьются травы
На грешных душах и костях!

Заварю я к полуночи чаю,
Выпью чуть, как праведный еврей,
Я последний Новый год встречаю
На солёной Родине своей.

И когда осядет чёрной пылью
Старый год за узеньким окном,
Всё, что за спиною, станет былью,
Отгоревшим светом и огнём.

Только пепел серый оседает
На кострище старом. И в груди.
Новый год дорогой осеняет,
Новою весною впереди.

Всё забыть? Оставить только имя.
О прошедшем думать и молчать.
Следующий год в Иерусалиме,
Видно, мне назначено встречать.

Где мне взять ещё немного силы,
Чтоб продлить остаток скудных дней?
Ничего не жаль мне. Лишь могилу,
Лишь могилу матери моей.

Как хорошо на белом свете жить,
И самому судьбу свою вершить.
Вдвойне прекрасней, втрое веселей

Считать всю Землю Родиной своей.
Нет выше Бога в мире никого,
Нет краше неба в мире ничего.
И ты, и я — от Бога одного.

Мы вместе все — из племени Людей:
Христианин, баптист и иудей.
И кроме Бога — горняя звезда,
И кроме неба — вечная вода.
Но выше Бога — в мире никого,
Но краше неба — в мире ничего.
И ты, и я — от Бога одного.