Яков Тублин - Образ жизни

У кромки леса отдыхает пляж…
И здесь, неподалёку — тральщик наш,
Похожий на хозяйственный утюг.
Он пашет воду, словно землю плуг.
Он гладит воду — впрямь, как утюжок,
Записывая скромно свой итог:
«Ещё один для плаванья район
От старых мин освобождён».

А пляж живёт, жуёт, поёт, гудит:
Ребёнок малый, старый эрудит
Нечастому лучу светила рад.
И высыпал фанерный комбинат —
Их весь такой весёлый коллектив, —
Что завтра им запишется в актив:
«Мы, дескать, можем в будни попахать,
Но и умеем дружно отдыхать.»

…А наш утюг — наш тральщик, стало быть,
Не должен даже и на миг забыть
Плавучих мин, затерянных в войне,
И тех, что дремлют там, на самом дне;
Контактных мин и неконтактных мин —
И над водой, и в глубине глубин.
Чугунный шар, свинцовые рога…

О пляж! Нам тоже жизнь дорога.
Но мы себе утюжим утюжком,
И нам сейчас такой словарь знаком:
«Восьмёрка» [16] «Восьмёрка» — мина образца 1908 года. , якорь, трал, резак, минреп [17] Минреп — трос между миной и её якорем. —
Сегодня это наш насущный хлеб.

Если бы не прошлая Война
Было бы нас не двое, а пять.
Был бы тогда брат у меня
Статью — в отца, а лицом — в мать.
Была б тогда сестра у меня
Лицом — в отца и со статью маминой,
Если б не проклятая Война,
На которой целое поколение сгорело в пламени,
Целое поколение строителей и скрипачей,
Целое поколение неродившихся слов,
Неувиденных снов,
Невзошедших цветов,
Целое поколение ваятелей и врачей.
Если б не проклятая Война,
Какая красивая была бы семья.
Была бы мама моя — не вдова, а жена,
Если бы не прошлая Война.
Было бы нас пять, а не двое,
Была б совсем другая страна.
И всё сейчас, наверное, было б другое,
Если бы не Война.

Итак, сотворяется борщ.
Сначала берётся капуста,
Потом — чтобы не было пусто —
Всё, что в огороде растёт:
Всё принимаем в расчёт.

Итак, сотворяется борщ.
По норме хохлацко-рассейской
И с примесью той иудейской,
Что в области этой кипит,
И дремлет до срока и спит.

Итак, сотворяется борщ.
Всё дело теперь за приправой,
Что найдена под переправой,
Под тою Сарептой крутой,
Той осенью сорок второй.

Итак, сотворяется борщ.
Лишь каплю Варшавского гетто
С того или этого света,
Щепотку от Бабьего Яра,
И «Памяти» крошку с Базара.

Итак, сотворяется борщ.
Минутку… Болгарского перца,
Кусочек еврейского сердца,
Крупинку молдавской травы —
Для этой начальной главы.

Итак, сотворяется борщ.
Садитесь. Уже наливаю.
Перед полётом к Синаю
Присядем за общим столом.
Извольте. Хлебайте. Шалом!

Ах, боже мой, чем плохо имя Хаим?
А имена Натан и Аарон?
Не хуже тех, что часто мы встречаем:
Степан, к примеру, или Спиридон.

И в паспортной графе увидишь реже
(Такие невесёлые дела),
Допустим, Нухем — больно ухо режет.
Поэтому и пишем «Николай».

До «Николая» дело нам какое?
Но с именем таким полегче жить.
И бродит Нухем с вывескою гоя,
Хотя вослед, как прежде, слышит:
«Жид!»
Вот только б нос ещё слегка подправить
И эти иудейские глаза,
И грусти в них немножечко убавить.
Возможно всё. Но одного нельзя.

Нельзя забыть, что под тяжёлым камнем —
Та, что тебя когда-то родила, —
Лежит твоя родная мама Хана.
Такие, Нухем-Николай, дела…

А встречал я и таких людей,
Которые говорили мне, презренья не пряча:
— Не может быть, чтоб минёром был еврей:
Какую-то выгоду он преследует, не иначе.
Но я старался умерить свой пыл,
Когда говорили мне, багровея:
— Не может быть, чтоб у мартена еврей был;
Просто ему у мартена теплее.
Просто он зашибает рубли,
Поэтому, видать, и мартен его греет.
Не может быть, тоб еврей водил корабли, —
Просто ему на волне веселее.
Здесь даже не о чем толковать:
Знаем мы ваше хитрое племя.
Вам сподручнее торговать —
Как всегда, так и в наше время.

Не знаю, чем я не угодил
Этим людям, слепым и упрямым.
Наверное, тем, что отчество не сменил;
Наверное, тем, что в глаза смотрел прямо.
А, может быть, тем, что нахлебался всего,
Но не ползал, не унижался.
И от племени своего
Ни под каким видом не отказался.