Адам Мицкевич - Стихотворения. Поэмы

Первый
Sacredieu! [23]

Второй
(ударяет)
Получи!

Первый
Эй, в ноги!

Второй
Ксендз идет! Лезь в щелку и молчи!

Ксендз Петр
Во имя божие!

Заключенный
Он заболел. Конрад!
Не слышит ничего. Отсутствующий взгляд.

Ксендз Петр
Благословен господь! Мир грешнику, мир дому.

Заключенный
Он бредит, мечется… Как побледнел он вдруг!
Какой-то тягостный томит его недуг.

Капрал
(заключенному)
Идите, сударь, мы пришли помочь больному.

Заключенный
Давайте ж времени в молитвах не терять.
Поднимем-ка его, положим на кровать,
Ксендз Петр!

Ксендз Петр
Оставь его.

Заключенный
Подушку!
(Берет подушку и подкладывает ее под голову Конрада.)
С ним случалось:
Вдруг начинал он петь иль говорить. Казалось,
Совсем с ума сошел. Так день тянулось, ночь,
И больше, а потом все в миг один кончалось.
Но кто же вам сказал, чтоб вы пришли помочь?

Капрал
Брат Петр помолится, пойдем в сторонку, пане.
Я знал, чем кончит он, да, знал уже заране.
Когда патруль ушел, я услыхал здесь шум.
Гляжу я в скважину и — чтоб мне провалиться! —
Такое вижу здесь… Где, думаю, мой кум,
Брат Петр? Пойду за ним, скажу, что тут творится.
Ступай, мол, погляди — наш узник нехорош.

Заключенный
Да говори скорей! С тобой с ума сойдешь.

Капрал
С ума сойдешь? Э, нет, себя возьмите в руки!
Хоть пан красноречив, хоть все прошел науки,
Да вот — ученый наш — лежал в пыли, пластом
И пену извергал красноречивым ртом.
Он много слов сказал, да что-то — непонятных,
А этот страшный взгляд и щеки в красных пятнах!
Я понял в тот же миг, что будет плохо с ним.
Ведь я легионер, уж после взят в рекруты {167} .
Брал штурмом крепости, монастыри, редуты
И больше мертвецов видал в грязи, в пыли,
Чем ваша милость книг за весь свой век прочли.
А кто видал, мой пан, как умирают люди,
Тот кое-что видал. Я видел, как ксендзов
Под Прагой резали {168} , как с башенных зубцов
Под Сарагоссою живых кидали в ров,
Видал, как женщинам отрезывали груди,
В утробе матери закалывали плод.
Видал, как в смертный час глядят убийцы, воры,
И праведника смерть, и мученика взоры,
И турок на колу, французов, вмерзших в лед.
Видал расстрелянных, что в пасть ружья глядели,
Сорвав повязку с глаз, не сдавшись до конца.
Видал и подлый страх на их недвижном теле,
Который выползал, как червь, из мертвеца,
Почуяв, что стыда уже ослабли путы, —
Тот страх, что мучает в предсмертные минуты
Иного гордеца, как жалкого хорька,
Тот страх, когда душа к отчаянью близка.
Я думаю, мой пан, лицо того, кто помер, —
Как пропуск в мир иной, как вытянутый номер:
Вмиг узнаёшь, куда его определят,
В каком он ранге там и проклят или свят.
Так этот человек, недуг его и пенье,
Лицо и взор его внушают мне сомненье.
Идите же к себе, а мы, брат Петр и я,
Мы посидим с больным, — вот, сударь, речь моя.

Конрад
Пусть бездна — пусть века — пустыня — мрак могилы!
Пусть миллион веков, — ужель не хватит силы?
Молиться? Но к чему? Молитва не нужна.
Была ли бездна та — без берегов, без дна?
Не знал я, но была.

Капрал
Как странны эти речи!

Ксендз Петр
На любящую грудь приникни, человече!
(Капралу.)
Пойди, постереги, чтоб не вошли сюда,
Пока не выйду я.

Конрад
(срывается с места)
Нет! Нет и никогда!
Не вырвал глаз моих! Вперяю в вечность око…
Вот… вижу все… мой взор проник во тьму глубоко.
Я вижу, Роллисон {169} , тебя мой бедный брат!
Избитый, весь в крови, за каменной стеною
Веревку ищешь ты… Что? Смерть? Ты смерти рад,
О камни пробуешь ты биться головою.
«Спасите!» Глух господь, а я — что я, кто я?
Глазами, может быть, убить тебя сумею,
Глазами укажу врата небытия:
Окно — разбей — лети — сломай о камни шею!
В пространство, в глубину, во тьму — лети за мной!
Не лучше ль бездна та, чем грустный мир земной?
Там нет отцов, детей, народов — и тиранов.