Адам Мицкевич - Стихотворения. Поэмы

Пронесся эхом крик и по зеркальной зале,
Где Граф с жокеями и Козерогом спали;
Проснулся Козерог, и увидал как раз он,
Что к своему мечу был накрепко привязан!
Гервазий выглянул из-за своей рапиры,
Каскетки увидал, зеленые мундиры…
А среди них майор в мундире франтоватом —
Клинком указывал на шляхтичей солдатам,
Шепча: «Вяжи! Вяжи!» И вот уж, как бараны,
Жокеи связаны, в беду попались паны!
А Граф хоть и сидел, но рядом были стражи.
Гервазий понял все и содрогнулся даже, —
Проклятье! Москали!
Из этаких оказий,
Бывало, выходил десятки раз Гервазий,
Он опыт приобрел и разные уловки,
К тому же был силен, рвал цепи и веревки.
Представясь, что уснул, зажмурился Рубака.
Сам вытянулся он во всю длину, однако
Втянул тугой живот, что только было силы,
И сжался, — не узнать могучего верзилы!
Казалось, что удав в тугой клубок свернулся.
Гервазий воздуху набрал, как шар, раздулся
И выпрямился вдруг. Нет! Не добился цели,
Веревки скрипнули и все же уцелели.
Гервазий лег ничком, не выдержав позора,
И, как бревно, лежал, не подымая взора.

Донесся до него чуть слышный бубнов рокот,
Все разрастался он, сливаясь в дробный грохот…
Майор, узнав сигнал, оставил Графа в зале
Под стражей егерей, а шляхтичей прогнали
Во двор, где собралась уже другая рота…
Кропитель тщетно рвал проклятые тенета!

Штаб во дворе стоял; там, захватив доспехи,
Другие шляхтичи, Бирбаши и Гречехи —
Приятели Судьи, сошлись не для потехи:
Заслышав про наезд, на помощь поспешили,
Хотя с Добжинскими от века не дружили,

Кто москалей успел предупредить о бое?
Кто шляхте передал известие такое?
Асессор иль корчмарь? Рассказывают всяко,
Но правды не узнал еще никто, однако.

Вот солнце поднялось над хмурым небосклоном,
Сквозь тучу прорвалось лучом воспламененным.
Диск отуманенный отсвечивал багрово,
Как раскаленная под молотом подкова.
А в небе ледоход — неслась за льдиной льдина,
Дул ветер, но не мог собрать их воедино,
И каждая дождем холодным проливалась.
Тут ветер налетал, все вновь чередовалось:
Вслед ветру — облака и дождик с небосвода…
День переменчивый, ненастная погода!

Колоды натаскать велел майор солдатам
И дыры продолбить (он был заправским катом).
И ноги шляхтичей велел засунуть в дыры,
Сомкнув другим бревном, чтоб не ушли задиры.
Забились шляхтичи от боли и тревоги,
Казалось им, что псы впились зубами в ноги.
Злосчастным пленникам назад скрутили руки,
Распоряженье дал майор, для пущей муки,
Содрать у шляхтичей с голов конфедератки,
С плеч — кунтуши, плащи и даже тарататки.
Сидели шляхтичи с нахмуренными лбами
И выбивали дробь от холода зубами,
Хотя горячий стыд их прошибал до пота.
Кропитель тщетно рвал проклятые тенета….

Судья просил за них, и Зосенька взмолилась,
Чтоб уступил майор и гнев сменил на милость.
Рыдали женщины. От этих слез и криков
«Смягчился капитан, храбрец Никита Рыков,
Хотел он выпустить шляхетство в ту минуту,
Но подчинялся сам — увы! — майору Плуту.

Майором был поляк из городка Дзерович,
Носил он польскую фамилию Плутович,
Но изменил ее, отъявленный мошенник, —
Так поступал кой-кто из-за чинов и денег.
Он подбоченился в ответ на эти просьбы,
И без беды теперь никак не обошлось бы,
Тем более что Плут дымил неумолимо
И повернул домой, скрываясь в клубах дыма.

Но дома Рыкова уговорил Соплица,
Да и с Асессором успел договориться,
Как шляхтичей спасти от этакой напасти,
А главное, как скрыть беду от царской власти.

Майору капитан в беседе откровенной
Сказал:
«Какой нам прок от этой шляхты пленной?
Хотя военный суд накажет шляхту строго,
Майор от этого не выгадает много!
Не лучше ль из избы не выносить нам сора?
Оценит пан судья старания майора,
Отвалит золота, все выйдет шито-крыто:
И овцы целые, и волки будут сыты!
Недаром говорят: «Все можно — осторожно».
«Кто смел, тот и успел!» — На свете все возможно!
Так как нее? Выпустим шляхетство на свободу?
Да, узел завязав, концы схороним в воду!
Мы дело замолчим, не выдаст и Соплица.
«Когда дают — бери» — у русских говорится!»

Майор рассвирепел и покраснел багрово.
«Ты, Рыков, ошалел, а служба-то царева!
А служба, говорят, не дружба, Рыков старый,
Смирить бунтовщиков должны мы грозной карой!
Война предвидится. Попались мне поляки!
Я научу теперь вас бунтовать, собаки!
Добжинцы, знаю вас! Эге, как вас приперло!
Помокните! — Майор смеялся во все горло. —
Добжинский в сюртуке, что жмется там к ограде,
Сорвать с него сюртук! Стервец на маскараде
Сам приставал ко мне, проходу не давая:
Ворюгой обозвал, ведь касса полковая
Очищена была. Кем? Я не знаю даже.
Подозревал кой-кто меня, майора, в краже!
Да стервецу-то что? Иду в мазурку с панной,
А он кричит мне: «Вор!» — на радость шляхте пьяной.
А что, Добжинские, мы не играем в жмурки,
Наплачетесь еще из-за моей мазурки,
Попомните меня, ручаюсь головою!»