«Пусть квестарь на ночлег заедет в Негримово! —
Промолвил эконом, — к приему все готово!
Напомню вам одну пословицу, Панове:
«Так счастлив человек, как квестарь в Негримове!»
Зубковский перебил: «В Зубково ехать надо,
Корову стельную отдать хозяйка рада,
С полштуки полотна, и слышать вам не внове:
Счастливей никого нет квестаря в Зубкове».
«К Сколубе просим вас!» — «К нам, — молвил Тераевич, —
Голодным бернардин не покидал Пуцевич!»
Так наделить его сулили все дарами,
Глядели вслед ксендзу, но был он за дверями.
Ксендз увидал в окно Тадеуша, который
Скакал по большаку, коню давая шпоры,
Растрепан, бледен был, глядел вперед сурово
И все нахлестывал нагайкою гнедого.
Смятенье юноши встревожило монаха,
Он кинулся за ним, не выдавая страха,
Туда, где горизонт, насколько видит око,
Затмила глушь лесов, раскинутых широко.
Кто мог бы исходить литовские чащобы?
Чье зренье острое проникнуть вглубь могло бы?
Рыбак у берега закидывает сети,
Стрелок охотится, минуя дебри эти,
Опушки знает он, прогалины, ложбины,
Но не дерзнет дойти до самой сердцевины.
Гласят предания в краю моем родимом,
Что, если лесом кто пойдет непроходимым,
Наткнется на барьер стволов, колод с ветвями,
Размытых в глубине бегущими ручьями;
Там муравейников лесных хитросплетенья,
Гадюки, пауки, слепни — столпотворенье!
Но если б удалось проникнуть в глубь завала,
Опасность новая оттуда б угрожала:
Овраги темные раскинули б тенета,
И заманили бы зеленые болота;
Наступишь — засосет! А в глубине, поверьте,
Средь всякой нечисти отыщутся и черти!
Пятнает ржавчина отравленную воду,
Тлетворный дым столбом восходит к небосводу
И губит чахлые кустарники лесные.
Деревья — карлики, плешивые, больные…
Мох сбился колтуном, скрывая жалкий остов,
А на стволах у них не счесть грибных наростов!
Над темною водой лесных уродов группа,
Как ведьмы старые над варевом из трупа!
Не перебраться нам сквозь гиблые озера,
Во веки вечные за них не бросить взора,
Скрывает облако глухую чащу бора.
Оно всегда стоит над сумрачной трясиной.
За мглою, говорят, за дивною лощиной,
Что в заповеднике от глаз людских таится, —
Деревьев и зверей заветная столица.
Хранятся в ней ростки и семена растений,
Всей зелени лесной, цветущей в день весенний.
И, словно в ноевом ковчеге, для приплода
По паре всех зверей там собрала природа.
Медведь, и зубр, и тур — владыки темной чащи,
И двор у каждого богатый и блестящий:
Рысь с росомахою бессменные министры,
Скрываются в ветвях, на все решенья быстры,
Как благородные вассалы, в темной сени
Пасутся кабаны и стройные олени,
Орлы и соколы — нахлебники монархов —
Привыкли охранять достойных патриархов.
Вот пары главные — хозяева чащобы,
Что возвеличены над прочими, — еще бы!
Ни ружей, ни ножей не надо им страшиться,
От всех злосчастий их убережет столица,
И смерть приходит к ним, когда наступит время,
Когда от старости и жизнь не в жизнь, а бремя!
Есть кладбище в глуши, туда несут пред смертью
И крылья с перьями и шкуры вместе с шерстью.
Туда бредет медведь, страдающий одышкой,
И в шубе вытертой иззябшийся зайчишка,
Дряхлеющий олень, когда изменят ноги,
И ворон-вековщик, от старости убогий,
Орел, едва в крючок орлиный клюв согнется
И погибать орлу от голода придется,
И всякое зверье, когда изменят силы,
Спешит на кладбище найти себе могилы;
Поэтому в лесных оврагах и в лощинах
Не отыскать костей и черепов звериных,
Здесь свято чтит зверье исконные уставы,
Хранит обычаи — залоги доброй славы.
Цивилизации нет в заповедной шири
И собственности нет, поссорившей всех в мире.
Нет поединков здесь, нет воинской науки,
Как жили прадеды, так поживают внуки.
Медведи с лосями встречаются друзьями,
И лисы с зайцами играют под ветвями.
Когда бы человек забрел сюда случайно,
Его бы встретило зверье необычайно:
Глядело б на него, застыв от изумленья,
Как в тот субботний день, последний день творенья,
Их праотцы в раю глядели на Адама,
До ссоры роковой, — доверчиво и прямо.
Однако человек сюда не глянет даже, —
Тревога, Труд и Смерть стоят на вечной страже!
Со следа гончие порой в глуши собьются,
В болото и в овраг нечаянно ворвутся
И, пораженные величием картины,
С безумным воем прочь несутся от трясины;
И на своем дворе дрожмя дрожат бродяги,
И у хозяйских ног еще визжат бедняги!
Ту чащу дикую во всем великолепье
Зовут охотники в своих беседах «Крепью».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу