Наталья Загвоздина - Дневник. Продолжение

Грустно, милый, – жизнь проходит.
Бочкою пороховою
оборачиваясь всуе
или хуже – тварью снулой.

Бог с тобою, спи спокойно,
это было испокон и
это будет. Мы из прочих.
Было слово. Будет прочерк.

Но трава растёт зелёной.
На её лице заломы
то же, что волна —
завтра не видна.

...Уж очень хочется покоя.
Но ночь в колодец ледяной
утащит запросто, по коже
пройдётся инеем. Денёк

подтопит чуть. Увы, печурка
простыла к осени, пора.
Мы тоже выстыли... Но, чур я!
Хоть подморозь, но не порань

меня, сентябрь. Покой нам снится.
Тосканы небо далеко.
Твоя озябшая ресница
дрожит в отечестве. Легко ль

собраться вдаль с пролётной стаей?
Ещё сентябрь, надежды на...
Ещё вовсю борей листает
густые кроны, тишина

ещё случается... Покоя
не будет больше, чем вчера.
Такие разные – похожи
с тобой – ни дать, ни исчерпать.

Как римский раб
на вечном игрище площадном
лишь жесту рад,
дарующему жизнь до завтра,
и снова – в бой,
где вздоха одного дозатор,
как сердце в бок,
вмонтирован искусно властью,
не данной нам —
спасенья жаждешь, чаешь ласки
мольбой со дна.

О ты, не знавшая пощады
чуть больше дня, —
не умираешь и – по счастью.
Знать, нету дна.

Всем – спасибо. Особо тому,
кто страдал заодно. Отдохнёте!
Будет небо, ей-ей. Потому
мы заложники мощного гнёта

притяженья. Землица черна.
Небо светло. Любовь бесконечна.
Отглотнуть бы. Но не исчерпать
никому благодати, конечно.

Слава Богу! Спасибо за всё.
Мне с утра померещился праздник.
Мы ещё отдохнём – мы заснём,
и проснёмся, уже не напрасно.

Как сладко быть оставленным, когда
вот-вот зима...
Так было незапамятно – года
приблизились. И надо ли гадать
и с них взимать?

Вот крохотная пташечка, и ей
не сладко стыть.
Блаженная, не бойся, спи да ешь —
будь умницей, мелодии просты.
Но горек стыд

иного соучастья. Будь же нам —
исповедальный крест —
зимовье, где воробышку пшена
насыплет безымянная жена,
войдя в окрест.

Поворачивая выю, осторожничать, однако,
не мешает: будет больно, если вывихнуть родную.
За спиною, справа, слева – до скончанья одинаков
Божий мир. В глаза и прямо посмотри ему, страну и
путь заветный выбирая.

Солнце всем. Дорога – разно.

Никогда не выйдешь рано,
как ни выйдешь. Милый, видишь?!

Вот и съездили на север,
вот и вынули из зева
заполярный звук.

Всё метели да сугробы,
да истёрты до сукро́виц
губы, что зовут.

Потому родни поморской
и не знаю, не поморщась,
югу присягну.

Отогреюсь поначалу
золотому под лучами.
Солнце пристегну...
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вот и съездили... А жизнь-то
и кончается, как жито,
выбранное в срок.

Юг ли, север... Что посеял,
на стерне лежит осенней —
сколько между строк.

Прихватить золотистый денёк,
когда прятать не станешь в тенёк
локоток да ладошку
и повинную бошку.

Выжигало нас, жгло,
по-военному шло
время – кто се заменит, восполнит,
поименно воспомнит?

Эти бабочки, мошки, жучки,
косогор, за которым журчит
невеликая речка
ненавязчивой речью, —

всё здесь дорого. Что же тоска?
Перекинута просто доска —
ни моста, ни мосточка...
Запятая ли, точка?

Препинания знаки, значки
беспокоят, пинают в ночи —
всё бы им расставляться...
Тяжело расставаться.

...Что была, что не бывала —
разрываюсь... Небо ало
на ночной заре.

Ночью вижу океан и —
просыпаюсь: окаянна
теснота зане.