31 декабря 1861 г. Эмили Дикинсон сообщала своей кузине печальную новость из Амхерста: «Г-жа Адамс получила сегодня известие о смерти сына, умершего от раны в Аннаполисе. Телеграмма подписана Фрэзером Стернзом. Ты помнишь его. Другой ее сын умер в октябре от тифа, которым заразился в армейском лагере. Г-жа Адамс не встает с постели с тех пор. “Счастливый новый год” неслышно перешагивает пороги таких домов, как этот! Мертвы! Оба ее сына!”» [210]. В марте 1862 г. был убит и Фрэзер Стернз, сын президента Амхерстского колледжа. «Его большое сердце прострелено “разрывной гранатой”. Я читала об этих гранатах — и никогда не думала, что Фрэзер пойдет в Рай с такой штукой в груди. Фрэзер проезжал через Амхерст таким, каким и упал — в солдатской кепи, с саблей на боку. Школьные товарищи справа от него и школьные товарищи слева от него охраняли его узкое лицо. Он упал на виду у профессора Кларка, его командира, — десять минут он еще жил, дважды попросил воды, прошептал только “Боже” и умер на руках у солдат! Сэндерсон, его школьный товарищ, сколотил ночью ящик из досок, положил в него храброго мальчика, накрыл одеялом и греб шесть миль, чтобы успеть к пароходу — так бедный Фрэзер вернулся домой. Говорят, полковник Кларк плакал, как малый ребенок, потерявший любимого щенка, и с трудом приступил снова к исполнению своих обязанностей (…) Ящик, в котором он прибыл, заключили в большой наглухо закрытый гроб и засыпали его с головы до ног прекраснейшими цветами. Он уехал спать из сельской церкви. Толпы пришли пожелать ему доброй ночи, хоры пели ему, пасторы рассказывали ему, каким храбрым было его солдатское сердце. И его семья склоняла головы, как камыши под ветром» [211]. Впечатляющую картину похорон Фрэзера Стернза нарисовала поэтесса в письме своим кузинам, сестрам Норкросс. Перед тем она писала им же: «Видеть боль, которую ты не можешь облегчить, ужасно» [212]. И двумя годами позже: «Печаль, оказывается, более распространена, чем нам думалось, и не является достоянием немногих лиц с тех пор, как началась война; и если раньше чужая боль помогала справляться с собственной, то теперь будет много такого лекарства» [213]. Нигде — ни в стихах, ни в письмах — не писала Эмили Дикинсон о целях и смысле войны. Она писала только о потерях.
Как Звезды, падали они —
Далеки и близки —
Как Хлопья Снега в январе —
Как с Розы Лепестки —
Исчезли — полегли в
Траве Высокой — без следа —
И лишь Господь их всех в лицо
Запомнил навсегда.
(60/409)
Кто-то сказал: «В произведении должны быть уравновешены современность и вечность. Это самые трудные весы». Действительно, должны. Действительно, достичь этого трудно. В приведенном выше стихотворении Эмили Дикинсон современность и вечность уравновешены. К сожалению, мы не знаем таких стихов о нашей Гражданской войне.
Год окончания Гражданской войны в Америке был также и годом окончательного ухода Эмили Дикинсон в «пустынь» собственного дома. В октябре 1865 г. она последний раз была вынуждена поехать в Бостон — пройти курс лечения у офтальмолога. Больше она не только никуда не ездила, но и на протяжении двадцати лет оставшейся жизни не покидала усадьбы отца.
Одиночество, на которое жаловалась в письмах Эмили Дикинсон, было относительным. Оно обострилось только в последние годы ее жизни, когда умерли ее родители и такие близкие друзья, как С. Боулз и О. Лорд, охладились отношения с невесткой Сьюзен и рядом осталась одна сестра Винни. Но до этого оставалось еще много лет. В 1865 г. она писала Луизе Норкросс: «Счастье — это бодрость» [214]. Тогда проблема счастья решалась ею довольно просто: достаточно быть здоровой и бодрой. И, судя по тону ее тогдашних писем, она была бодрой, а следовательно, счастливой, несмотря на все жалобы на одиночество. Но прошло шестнадцать лет, ив 1881 г. она пишет той же Луизе и ее сестре «“Счастье” — это для птиц и других иностранных наций» [215]. Здоровье и бодрость покидали ее. За весь 1881 год ею написано всего 21 стихотворение. Уходили из ее жизни не только близкие ей люди, ее покидала поэзия, сообщавшая смысл ее жизни. Оставались стоическое терпение и неизменная ее насмешливость, проявлявшаяся и в стихах, и в письмах.
В том же 1881 г. в другом письме двоюродным сестрам Эмили Дикинсон делает очень интересное наблюдение над природой гениальности: «Гений — это вспышка любви — а не интеллекта, как считают; религиозная экзальтация, насколько мы способны к ней, является нашим опытом гениальности» [216]. Эмили Дикинсон была очень даже способна к религиозной экзальтации, из чего можно заключить, что она пережила опыт гениальности. Последние примерно двадцать лет своей жизни, все годы затворничества, она неизменно, летом и зимой, ходила в белом пикейном платье, которое сейчас выставлено в ее доме-музее. Что означало это белое платье? Вероятно, его может объяснить вот это место в любимой поэтессой книге Священного Писания, в книге Откровения: «..есть несколько человек, которые не осквернили одежд своих, и будут ходить со Мною в белых одеждах, ибо они достойны» (Откр. 3:4). Белое платье было одним из проявлений ее религиозной экзальтации, как и многие ее стихи, и поэтому имеет тесную связь с ее гениальностью, как она сама ее понимала.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу