Эмили Дикинсон - Стихотворения

По отношению к поэтам-современникам у Эмили Дикинсон была какая-то капризная избирательность. Будучи сама от природы бунтаркой и новатором в поэзии, она предпочитала поэтов, писавших в старой доброй английской манере. Например, Джеймса Рассела Лоуэлла и его супругу Марию Уайт Лоуэлл. На вопрос Хиггинсона об Уитмене ответила: «Вы пишете о г-не Уитмене — я не читала его книгу, но мне говорили, что он непристоен» [189].

Примерно так же она ответила через восемь лет и на вопрос о Хоакине Миллере: «Я не читала г-на Миллера, потому что он меня не интересует. Восторг нельзя вынудить» [190]. Не удостоила она своим вниманием к Сидни Ланира, судя по тому, что его имя ни разу не упоминается в ее письмах. Похоже, она из чувства противоречия не хотела интересоваться теми поэтами, о которых в данный момент все говорят и пишут. Если бы она могла знать, что в будущем веке ее имя будут соединять с именем Уолта Уитмена и называть их двоих поэтами, стоявшими у истоков самобытной американской поэзии, она бы, наверное, рискнула все-таки прочитать «Листья травы» и не могла бы не согласиться хотя бы с тем, что Уитмен писал в предисловии: «Любите землю и солнце, презирайте богатство, давайте милостыню всем, кто ее просит, заступайтесь за глупцов и безумцев, отдавайте заработанное вами и свой труд другим людям, ненавидьте тиранов, не спорьте о Боге, будьте терпеливы и снисходительны к людям, не снимайте шляпы ни перед знаменитым, ни перед неизвестным, ни перед одним человеком, ни перед многими, будьте на равных с могущественными неучами и с молодежью, и матерями семейств, заново пересмотрите все, чему вас учили в школе или в церкви или чему вы научились из книг, и отбросьте все, что оскорбляет нашу душу…» [191]. Ведь это ничем не отличалось от того, что она читала у Эмерсона и Торо и с чем она безоговорочно соглашалась. Но не судьба — разминулись два самых оригинальных поэта Америки XIX века.

Эмили Дикинсон отдавала себе отчет в том, что воспринимает мир не так, как окружающие. «В детстве я называла птиц “фи-би” и не понимала, почему должна называть их по-другому, — рассказывала она в письме к Элизабет Холланд. — Если бы я все вещи называла так, как они звучат для меня, а все факты передавала так, как я их вижу, я привела бы в ужас не только этих “фи-би”!» [192]. Это она писала в 53 года, когда понимала, что ее неординарность может пугать людей и казаться им ненормальностью. Но в юности она была склонна весь мир считать свихнувшимся: «Извините, г-жа Холланд, мою нормальность в этом ненормальном мире» [193], - писала она, когда ей было двадцать шесть. Такой взгляд на мир людей сохранился у нее и через шесть лет, когда было написано вот это стихотворение:

Неординарность Эмили Дикинсон заинтриговывала и привлекала таких неглупых и любопытных людей, как Т.У. Хиггинсон. Но общение с ней было непростым делом. Хиггинсон писал жене, Мэри Чаннинг Хиггинсон, о своем первом посещении поэтессы: «Я не встречал еще человека, который бы так высасывал мою нервную энергию (…) Я рад, что не живу рядом с ней» [194]. Впоследствии он вспоминал: «Неизгладимое впечатление произвели на меня огромное напряжение и какая-то ненормальность ее жизни (…) Она была слишком загадочным существом для меня, чтобы понять ее за час беседы…» [195]. А через шесть дней после второго и последнего ее посещения он писал сестре 9 декабря 1873 г.: «Боюсь, что (…) замечание Мэри — “Почему сумасшедшие так липнут к тебе?” — близко к истине» [196]. Хиггинсон был добрым и небесталанным человеком, но все-таки ординарным, ему трудно было понять, что, как писал в «Уолдене» Г.Д. Торо, «если человек не шагает в ногу со своими спутниками, может быть, это оттого, что ему слышны звуки иного мира» [197](или в другом переводе: «…он слышит другого барабанщика»).

Поэт Луис Унтермейер писал об Эмили Дикинсон: «Та, что составляла вселенную, не нуждалась в мире» [198]. Это не совсем так. Вернее, совсем не так. Поэтесса остро ощущала, что без людей ее «вселенная» остается неполной, незавершенной. Именно миру людей было адресовано ее стихотворчество, которое она сравнивала с письмом миру: