Натан Альтерман - Избранные стихи в переводе А.Гомана - часть 1

Нам высокую речь не понять,

Но в косе твоей золота прядь,

Радо сердце в восторге страдать

Всякий день (или только по чётным?)

Но высокая яркая речь

Чем могла нас так сильно увлечь?

Что мы видели? – Золото с плеч.

И желали, взирая украдкой,

Дать себя красотою привлечь,

Чтоб у ног твоих стройных прилечь

И немного нектара извлечь

Для души, а не патоки сладкой.

И до смерти в сраженьях лихих

Повторять будем имя и стих,

Попугаем твердить для других

О глазах твоих миндалевидных

И о прочих вещах непростых,

Вроде лунных просторов пустых,

Книжной мудрости, встречах былых

И о винах в бочонках солидных.

И не здесь ли клад тайный зарыт

Той свободы, что сердце щемит,

Что любовь поднимает на щит,

Что зеницы ока дороже?

Её имя – не мёртвый гранит,

Оно в лёгкой беседе сквозит,

Его в битву идущий твердит,

Оно жизнь оживить нашу может.

Не забуду, мой друг, как, меня не покинув,

Ты с холмов под огнём отступал,

Как ты полз, меня кýлем взваливши на спину,

А я шею твою, словно жизнь, обнимал.

Ночь настала. Теперь положи меня наземь.

Ты исполнил свой долг до конца.

Словно молот, в виски кровь мне бьёт раз за разом.

Утром к солнцу не поднять мне лица.

Поклянись: если выйдешь живым ты из боя,

Расскажи тем, кто вспомнит вдруг имя моё, –

Он гонялся за ветром и жил суетою,

Но в бою он умело делал дело своё.

До утрá я расстанусь, наверно, с душою,

Но тебе до утрà благодарен за всё.

Много раз в переулках этих

Поменяются песня и стих,

Но хвалить в них будут и петь в них

В переулках маленьких этих

То, что славили и до них.

Деньги не зазвенят иначе,

Тот же будет старик у дверей,

Тот же кот, как всегда, заплачет

Под луной, что огня древней.

Клятвы все прозвучат и изменят,

Но одна из них будет верна.

Поутихнут в плаче все пени,

Но останется в песне одна.

Те же ветры пылить будут в лица

Тем же старым базарам и впредь,

И о той же самой девице

Те же песни нам будут петь.

Новизна, молода и румяна,

Что решается править теперь, –

Чем, о древность, была бы мила нам

Без крушений твоих и потерь?

Посему презирать нам негоже

Всё, что есть иль придет в свой черёд,

Даже если на плесень похоже,

Что на стенках колодцев растёт.

Пусть же тайны и впредь сохранятся,

Как и то, что открылось нам.

Вещи есть тут под небом, Горацио,

Что не снились во сне мудрецам.

Ждать чудес нам от них неуместно,

Глупо прибыли ждать, но они

Дорогим для нас делают место,

Где проводим с тобою мы дни.

Мать сказала: «О Путник, храни тебя Бог!».

«Бог твой милостив к людям», – ей Путник ответил.

И тогда ночь спустилась к ним с гор на порог –

Одна из самых прекрасных на свете.

Под забором оставила мама меня.

Сморщив личико, на спине,

Как из глуби колодца смотрел. А она

Убегала, как на войне.

Убегала, спасаясь, как бегут на войне,

И свечой нам светила луна в вышине.

Но ещё до зари, пока длилася ночь,

Стал катиться я, словно шар.

И вернулся домой так, как катится мяч

Вновь к тому, кто нанёс удар.

Я вернулся домой прежде, чем вспыхнул день,

И за шею обнял свою мать, словно тень.

Ах! Всевышний – свидетель, что с шеи своей,

Как пиявку, сорвала меня.

Но, закону послушный, из царства теней

С новой ночью вернулся я.

С новой ночью пред нею явился опять,

И под гнётом она не смогла устоять.

Теперь настежь открыта мне дверь её снов,

Я один, и других там нет.

Ведь любовь наших душ – что железо оков,

С того дня, как увидел я свет.

Ведь любовь наших душ невозможно порвать.

И нельзя её дать, и нельзя её взять.

Потому до сих пор не отнял меня Бог

От родной мне, кричащей груди,

И, поскольку насытиться ею не смог,

Я не смог отпустить и уйти.

И, поскольку насытиться грудью не смог,

В дверь вошёл и закрыл за собою замок.

Постарела, согнулась и стало лицо

Всё в морщинах, как у меня…

Тогда ручки младенца спеленали её,

Как она – живое дитя.

Тогда ручки младенца её понесли,

И я ей не сказал о грядущем пути.

Я её под забором оставил одну

Вверх лицом лежать. На спине.

Как из глуби колодца глядит на луну,

Улыбаясь: конец войне.

И мы знаем, конец наступает войне,