Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1

Сегодня ночью приближенье Божье
Почувствовал я в жуткой темноте.
Он обвевал убогое мне ложе,
Как ветерок на горной высоте.
Я ощущал Его в холодных венах,
В горячечно работавшем мозгу,
И на угрюмых отсыревших стенах,
Как будто на Эреба берегу.
Он грустную со мной завел беседу,
Как с Моисеем на горе Синае,
И сладко было ничегоневеду,
Как журавлю в летящей к Нилу стае.
– Ты, милый сын мой, стал отменно скучен
От горестных безвыходных вопросов.
Воскресни, стань, как ветер, многозвучен,
Возьми с печи свой страннический посох.
Не думай ни о чем земном, твори
Священные безбрежности созвучья,
Над миром белым соколом пари,
Или зыбись, как голенькие сучья,
Я создал пыль бесчисленных миров,
Кружащихся в непобедимом мраке,
Я ожерелья выткал облаков
И ядовитую спорынь на злаке.
Гармонию я создаю вселенной,
И не важны в творении детали:
Что значит пожиранье плоти бренной,
Раз возвышают голубые дали!
Ты голос мой, живи словесным хмелем
И создавай безбрежности псалтырь,
Живи по одиноким горным кельям,
Вселенная лазурный монастырь.
Спокойно можешь до утра заснуть:
Ты капелька жемчужной в море пены.
Когда­нибудь и ты, как Млечный Путь,
В мои вольешься голубые вены.

Я шел чрез площадь. Солнечные стрелы
Разили, как святого Севастиана.
Исчезли вдруг телесные пределы,
И, как струя алмазная фонтана,
Я поднялся в чарующую высь,
Не ниспадая на стекло бассейна.
И облака вокруг меня вились
С атласною папахой тиховейно.
И вдруг откуда­то Отец Небесный
Ко мне спустился и мой дух приял,
Очищенный от накипи телесной,
И ласково пришедшему сказал:
– Ну, видишь ли теперь, мой сын любезный,
В чем было назначенье на земле?
И почему ты цепию железной,
Как Прометей, прикован был к скале?
В космической Отца­Хаоса глине
Добро и зло извек неразделимы,
И я творил гармонию в пустыне,
Где не безгрешны даже серафимы.
Но очищаться должен человек
От свойственной ему природной скверны,
И дан ему на это долгий век
С вершинами Синая и Лаверны.
Вот ты ко мне с фонтанною струей
Поднялся, рассыпая песен бисер,
И я тебя приемлю в терем мой,
Хоть ты мятежный был на «Арго» рыцарь.
На землю твой сейчас вернется прах,
Чуть зарябив зеленый глаз бассейна,
Но ты в моих останешься очах,
Как лучик света в тишине келейной.

Из облаков ночных, как рыбий глаз,
Глядит меланхоличная луна,
Потухший в перстне Божием топаз,
И страшная Создателя рука.
То мумии засохнувшие пальцы,
Застывшие в бегущих облаках,
Что на космических поникли пяльцах,
Запутавшись в пылающих шелках.
Но я в гробу целую эту руку,
Создавшую для творчества меня,
Хоть и испытываю жизни муку,
И нет уже священного огня.
Отец, меня пугает лунный камень
На высохшей руке Твоей,
Меня холодный сожигает пламень,
И ослепляет звездный мавзолей.
Я сам застыл, как лунное сиянье
На золотом зыбящемся песке:
Меня пугает легкое дрожанье
В Твоей сокрытой в облаках руке!

Пока я созерцал в окошко звезды,
Вокруг меня обвились три змеи
И высосали язвы и наросты
И все в груди сомнения мои.
И стал я легок, словно мотылек,
И выпорхнул из черной хризалиды,
И полетел на дальний огонек
На берегу таинственной Тавриды.
Там верного коня белеют кости,
Там юность вся моя в степном кургане,
Загробные там ожидают гости
В клубящемся предутреннем тумане.
Христос там и суровый Иегова,
И мой двойник земной, Сатанаил,
И девственные все мои слова,
И для Нимфеи чудотворный ил.
Увы, меня уж и туда не тянет,
Меня не тянет ныне никуда:
Мне будущего, скрытого в тумане,
Хотелось бы не видеть никогда.
Сухой былинкой над морскою бездной
Уже давно качаюсь в мыслях я,
Глядя на отраженье пыли звездной
В дыхании лазурном, бытия.

К развязке уж приблизилась трагедия,
И виден за кулисами конец,
Но не классический герой из меди я,
Чтоб лавровый одеть на лоб венец.
Страшусь я, Господи, сокрытых тайн,
Страшусь конечного небытия.
Чем более весь мир необычаен,
Тем жальче от сомненья гибну я.
Чем дальше, тем неистовей я верю
В Тебя, суровый Бог моих отцов,
Хоть, может быть, люблю одну химеру
И нет Тебя, как в декабре скворцов.
Как царь Давид, я пьяненький пляшу
Перед твоим потухшим алтарем
И, как Отца любимого, прошу:
Испепели мистическим огнем!