Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 2

«Не страшны жизни мне гротески,
И ад не страшен, мой супруг,
Я за тобою, как Франческа,
Пошла бы и в девятый круг,
Пред алтарем у San Miniato
Тебя ждала я для обряда!»

«О Кая, трижды безысходен
Пусть будет этот мир вокруг,
Его приемлет раб Господен,
Таящий на груди жемчуг
Сияющий, тебе подобный,
Как дискос вечности загробный!»

Смотри, враги теперь уж близко, –
С кровавой лилией отряды;
Как чешуя на василиске,
Стальные блещут их наряды,
Со звоном скачут по дороге
Коней окованные ноги.

Смотри, осадные тараны
Они волочат по дорожке,
И всяким инструментом бранным
Нагружены у них повозки,
Но этим не осилят башни,
Земные муравьи не страшны.

Сомкнулись. Обложили стены,
Раскинули вокруг шатры.
Все, все, от Прато до Сиены
Пришли. Чем не богатыри!
Вот то-то будет истой славы
Тебе, Флоренции лукавой!

А замок тих. Ни стрел горящих,
Ни диких криков боевых,
Ни камней, через ров летящих,
Ни даже шлемов перяных,
Но из орлиного гнезда
Готовы отразить врага.

Вот лестниц волочат осадных
Ряды галерники в колодке,
И два ударили громадных
Тарана по ворот решетке,
Дубовые взлетают щепы,
Стальные поддаются скрепы.

Вот через стены и по крышам
Ворвались рыцари во двор,
Но только по церковным нишам
Священных истуканов взор
Их встретил с укоризной как-то
И что-то пел фонтан без такта.

А! вот и в башенные двери
Ломятся, но недолог стук.
Раскрылся на вершине серый,
Лучами обожженный люк,
И на стальных исподу пчелок
Громадный ринулся осколок.

И там, где раньше были люди
Ожесточенные, теперь
Текла из-под недвижной груды
Ручьями кровь, а наша дверь
Цела, как прежде. Без осады
Не взять Арнольфовой громады!

И начались осады будни
Для башенного гарнизона,
И голос веницейской лютни
У Божьего раздался трона,
И, как влюбленный соловей,
Я пел избраннице своей.

Христовых пел я кавалеров
Ей литургийные романсы,
Импровизации труверов
В Мадонн влюбленного Прованса,
Стихи латинских апокрифов,
Эллады воскрешенных мифов,

Канцоны нежные двух Гвидо,
Гуиничелли, Кавальканти,
И не видавшего Аида
Еще божественного Данта
Из дивной «Vita Nova» строфы,
Где чувствуются катастрофы.

И сам я в стиле нежном, новом,
Слагал чеканные сонеты,
И Эроса великим словом
Завороженные планеты
Орбиты точные меняли
И лютне до утра внимали

Когда же умолкали струны
И звуков замирала фуга,
Мы жизни сокровенной руны
В очах читали друг у друга,
Как Нострадама фолиант
Читает в келье некромант.

Я становился на колени
И, как молящийся чернец,
Закинув голову из тени,
Ее розария конец
Смиренным, чистым и любящим
К устам преподносил просящим.

Тепло лиющиеся персты
Ее мне были ореолы,
В предельно широко отверстых
Очах не призраков тяжелых
Клубились тени, а экстаз,
Еще не виданный ни раз.

И с ясностью необычайной
Прочли мы сокровенный лист
И с Божьею сроднились тайной,
Как Иоанн Евангелист,
Занесший в новые скрижали
Преображенные печали.

Духовных приобщаясь истин,
Мы жаждали увидеть Бога,
Природы свиток многолистен,
Но жизни утомила строгой
Исчерпанная красота
И пустота, и пустота.

И вежды тихо опускались,
Как полдня над звездами флер,
И уст моих уста касались
Ее горящие в упор.
И поцелуй наш был так долог
Однажды, что раскрылся полог,

И тело бренное исчезло
И башня где-то из-под ног
И, как по мановенью жезла,
Меж нами появился Бог, –
И из страдальческих морщин
Я понял, что я Божий Сын.

Благословен Ты, изначальный,
За эти алые уста,
Тебя Твой первенец опальный
Признал под тяжестью креста
За бедной Каи поцелуи,
За аллилуи, аллилуи!