Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 2

В углу под лестницей витою
Чудовищный был вделан крюк,
И трос смолистою змеею
Спускался чрез открытый люк
В колодезь тридцатисаженный,
Чуть-чуть сквозь щели освященный.

– На башню! Все скорей на башню!
Нам замок весь не удержать,
Когда обляжет тучи страшной
Нас флорентинцев хмурых рать.
Ростовщиковы фиорины
Опаснее, чем сарацины! –

Завален вход. Взвилась корзина
По блоку в башенную шахту, –
И скоро приняла вершина
Одетую в доспехи вахту,
А через час втянули троса
Конец два башенных матроса.

Лишь иногда я по витушке
Всходил на темный парапет,
Повсюду с башенных верхушек
Сигнальный зажигался свет;
То совещались перед сечью
Враги пылающею речью.

Но скоро розовые персты
В воскрыльях замирали ночи,
И брызнул из-за туч отверстых
Алмаз в красавицыны очи,
И бархатистые ресницы
Как крылия раскрылись птицы.

Коленопреклонен у ложа,
Как у подножия креста,
Стоял я, и ко мне, о Боже,
С улыбкой радостной уста
Ее святые наклонились
И в поцелуй с моими слились.

Перед кивотом Lippo Memmi,
Где Ангел радужный Невесте,
Цветущие даруя геммы,
Принес божественные вести,
Она меня назвала – Каем,
А я – благословенной Каей.

Затем мы вышли на площадку
Взглянуть из сумрачных бойниц
На неба синюю палатку,
На радостные взлеты птиц,
На белых тучек ожерелья,
На всё, что окружало келью.

А! лучше не было в Эдеме,
Создатель дважды создал рай,
Восторженны до слез и немы,
Мы Данта созерцали край
И с вдохновенною молитвой
Спокойно ожидали битвы.

Алело небо на востоке,
Как свежевзломанный гранат,
И купол синий и глубокий
Ряды несчетных колоннад
Несли, и мрачные пилястры,
И Апуаны снежной астры.

Колонны эти – наши башни,
Пилястры эти – колокольни,
Суровые плотские шашни
И духа вызов недовольный,
Зверей спасение от зверств,
К создателю простертый перст.

А! Сколько их! Над каждой крышей,
На каждом холмике вокруг,
И чем богаче кто, тем выше
Духовный и плотской испуг.
Где люди, там всегда бойницы,
И на дворцах и на божнице.

Какой простор! Вот Понтедера
Видна в синеющей дали,
Этрусков древняя Вольтерра
Над морем вознесла шпили,
Вот храмов полосатых стены
Предтечи – Дуччио Сиены.

А сколько синевы, о Кая,
А сколько голубого хмеля!
В Преображениях такая
Бывает даль у Рафаэля
Да изредка у Перуджино
Такая сыщется долина.

«О Кая, Кая! Жизни страшны
Ошейники и кандалы,
Но есть еще на суше башни,
Седые в море есть валы!
Корабль и башня! Нам природа
Другого не дала исхода!»

«Другого подлинно решенья
Нет для влюбленных, милый Кай!
Но жизни тягостные звенья
С тобой я повлачила б в рай,
И даже в Дантовом аду
С тобой жила бы, как в саду!»

«О Кая, в наших душах скоро
Мы Богу отдадим отчет,
И примет в голубом просторе
Влюбленных пилигримов Тот,
Кто кровь свою в евхаристии
Дает мятущейся стихии!»

«И, может быть, любовью нашей
И мы спасительных Химер
Вольем струю в Христову чашу,
Дадим немеркнущий пример.
Подвижники нужны святые,
Они заставки золотые!»

«О Кая, наших душ не лечит
Чужие раны вешний блеск,
И зла таинственного кречет
Нелепый естества гротеск
Клюет по-прежнему на воле,
Хотя святые в ореоле!»