Александр Пэнн (Пэн) - Избранные стихи

Мы брели вместе с ним,

Наш рассвет был погожим —

Стал он мраком густым, —

Ты все видел, но губы трусливо молчали!

Нет, забыть мы не можем.

Никогда!

Не простим!

Мы с тобой. Нас мильоны.

Но куда ты? Куда?

Мы в гудках паровозных, в жаркой плавке металла.

Нашим хлебом соленым

Ты кормился всегда,

Общий дом наш циклоном

Захлестнула беда.

Как же можешь в лицо нам

Ты глядеть без стыда?

Не твоя ли рука пулям путь указала?!

Мы в тебе разглядели,

Как в зеркальном стекле,

Наши лица и слезы, и печаль, и сомненья.

Стонет наше веселье

На костре и в петле,

Стонет, стонет доселе

В мутной рудничной мгле

И кочует по свету

От измены к измене.

Твой пробил час.

Ты не ушел от нас.

Сейчас тебя мы пригвоздим к столбу.

Не бойся,

Не умрешь.

Благодари судьбу.

Ты должен,

К исповеди приготовясь,

Пробить словами собственную совесть.

Готовься же!

Стань знаком всех времен,

Встань пред лицом вселенной.

Ты по праву

Огнем сегодня будешь заклеймен.

Стой и нагую совесть кутай в траур.

Стой!

Прямо стой!

Затылок твой

Отмерит рост, а не размер позора.

Ты просишь о смягченье приговора?

Стой,

Покинутый мечтой,

Стой на щите, разрубленном на части,

Мильоном глаз прикованный к столбу,

Стой в столбняке, кляня свою судьбу,

Стой голый, очевидный, как несчастье.

Готовься же!

Сегодня Страшный суд

Свершится над тобою.

Колонны обездоленных идут,

Идут безмолвною толпою

Сюда.

Нет, справедливей не было суда:

Лицом к лицу сведем мы наши счеты.

Мы знаем: кто ты, что ты.

Мы промолчим о тех, кто кожу с наших жил

Сдирал,

Кто наше сердце обнажил.

Клянусь я гневом —

В памяти нетленны

Все кодексы, законы всех сортов,

Все чемберлены,

От чьих благонамеренных судов

Остались мы без ребер и задов.

Один — как все.

Шарообразны лица,

В заплывших глазках мысли не прочесть,

Не дрогнут щеки, бровь не шевелится.

На них лишь натянуть штаны

И... сесть.

Ведь эти лица — точные подобья

Того, куда ногой нас били в злобе.

Мы без свидетелей поговорим, дружок.

Пускай мерцает свет,

Свет наших пройденных дорог.

Ты помнишь или нет? —

...В путь, годы,

В дальний путь через хребты времен!

За вами мы шагнем в горящие эпохи.

В путь, годы!

Верный знак для вас вдали зажжен —

В глазах былых рабов восстания сполохи.

Пускай грядущее простит вам ваш возврат!

Как жили вы без нас до нынешнего часа!

Несите к Смольному, поставьте нас у врат,

Нам, грешным,

В грудь его позвольте постучаться!

Скажем все не тая:

Кровь пылала твоя,

Мы пылали. Зажег нас не ты ли?

Ты велел нам до дна

Выпить горечь вина —

Этой чаши мы не освятили.

Скажем все не тая:

Песня взмыла твоя —

Мы сорвались на первом же звуке.

Это мы, отступив,

Не допели мотив —

Ей сковали предательством руки!

Скажем все не тая:

Сердце, вера твоя

В трудный час были преданы нами.

Ты прости нас, прости!

Мы от кривды спасти

Не смогли твое красное знамя.

Скажем все напрямик:

За иссохший родник

И меня и его — нас обоих прости!

Нас обоих прощать, нас обоих карать:

Я и он — мы красные братья.

— Помнишь ли, брат?

Холод и слякоть... ветер и мрак...

Помнишь ли, брат?

Голод... и пуля... и горечь утрат...

Помнишь, браток?

Крови поток

Землю иссохшую залил,

Знамя алело и отблески зарев.

Вышел в поход

1... 9... 17-й год!

И мечты нашей знаки —

На серой мгле,

Словно лозунг в просторы вкован:

Свет!

Земля!

Свобода!

Хлеб!

Четыре коротких слова.

И пошли. И дробь копыт —

Прямо в сердце, прямо в сердце,

Топот ног босых твердит:

Враг смертельный, как ни зверствуй,

Саблю встретишь и свинец!

Рабству черному — конец!

Цену смерти знали все мы,

Ради жизни в пламя шли,

Чтоб грядущее посеять

На одной шестой Земли.

Лихорадит нашу радость,

Сотни раз напев пропет,

И твоя гармошка, братец,

Вторит отзвукам побед.

За смешком летит смешок:

«Господинчик наш, миленок,

Господлейший господенок

Угодил котом в мешок».

«Помнишь, братец, юнкерье?

Попадешься — не воротишься.

Эх ты, яблочко мое,

Да куды котишься?..»

И красное яблочко наше катилось,

Пускалось под звуки гармоники в пляс.

Как светлая память, как высшая милость,

Оно провожало в дорогу не раз.

И сладость, и камень оскомины винной —