Иегуда Амихай - Избранные стихи Иегуды Амихая

Иегуда Амихай, один из ведущих современных израильских поэтов, родился в 1924 году в Вюрцбурге (Германия), в религиозной семье. У него было два родных языка — иврит и немецкий.

Вместе с родителями Амихай прибыл в Израиль в 1935 году. Закончил религиозную среднюю школу и в годы Второй мировой войны служил в Еврейской бригаде британской армии. В 1948 году во время Войны за независимость воевал в частях Пальмах.

Амихай изучал литературу и иудаизм в Еврейском университете. Преподавал во многих университетах и учебных заведениях в Израиле и за границей.

Широко известны стихи Амихая, переведенные на 33 языка. Он также автор двух романов, сборника коротких рассказов, трех книг для детей и нескольких пьес. Лауреат премии Бялика (1976) и премии Израиля по литературе(1982). В 2001 году его стихи включены в число 100 наилучших произведений современной еврейской литературы.

Тело — причина любви,

а потом — крепость любви,

а потом — тюрьма любви,

но когда человек умирает,

любовь выходит из него на свободу,

и как много её,

словно сломалась машина удачи,

и враз посыпались из неё,

звеня, все монеты

всех поколений счастья.

Перевод А. Воловика

(Из песнопений к Дням Трепета)

В великом молчаньи я ниву свою пашу, и беззвучен мой крик.

Побывал я в огне и воды прошел, но мир остается велик.

Ни в Иерусалиме, ни в Риме Его не нашел. По-прежнему Он незрим.

Вряд ли Он прячется в Мекке, и тщетно взывать: Ау, Элохим!

Вот она — слава Твоя…

Создатель Всего лежит на спине, как механик, под этим Всем.

Он вечно занят срочным ремонтом какой-нибудь из систем.

Я мечтал увидеть Его лицо, в глаза заглянуть, но, увы —

вижу только подошвы сандалий вместо Его головы.

Вот она — слава Его…

Даже деревья (возможно, и камни) выбирают себе царя.

Тысячу раз начинал я сначала, но жизнь проходила зря.

В конце длинной улицы нас сортирует Некто в платье простом:

«Этот, и этот, и этот, и этот…», на всех указуя перстом.

Вот она — слава Его…

Мне в античных скульптурах нравится то, что они не имеют рук.

О. если б и я без подвигов жил, разорвав их порочный круг.

Желтую майку — кольчугу мою — сними, и утри мне пот.

Я сражался, как рыцарь, во всех боях, пока не иссяк завод.

Вот она — слава моя…

Дай отдохнуть своим мыслям, что бредут по моим следам.

Они устали, в них ценности нет, я задешево их отдам.

Но стоит тебе холодильник открыть… На тебя упадет его свет,

И как отблеск иного мира — твой мерцающий силуэт…

И это — слава твоя!

И это — слава моя!

И это — слава Его!

Перевод И. Розовского

Сидящий под смоковницей звонит человеку, что сидит под лозой виноградной:

"В эту ночь они могут прийти. То есть, это вполне вероятно.

Листья прикрой, и деревья, чтобы не было видно их вовсе,

Мертвых домой позови, и готовься. Готовься!"

Белая овца сообщает волку:

"Люди блеют так страшно, что сердце стучит без умолку.

Скоро они и на копьях начнут сражаться.

На следующей встрече мы с этим должны разобраться."

Гои, то есть – народы мира, подобно статистам, робко

к Иерусалиму начнут стекаться (может возникнуть пробка)

и, томясь до поры в предвкушеньи событий известных,

оборвут все цветы на холмах окрестных.

Перековали мечи на орала, затем – обратно.

И так без конца, а зачем – никому не понятно.

Впрочем, в ходе таких перековок может случиться,

что железо раздоров сотрется и в пыль обратится.

Перевод И. Розовского

* * *

Четыре года мой отец был частью той войны.

Ее бесстрастный механизм – он убивал врагов.

А после боя собирал обрывки тишины,

Затем, чтоб выкроить меня из этих лоскутков.

Средь взрывов, крови и огня их трудно собирать,

Но он наполнил до краев свой старый вещмешок.

Там был пирог, что испекла ему в дорогу мать.

Все, что берег он – тишину и пирога кусок.

Он безымянным мертвецам смотрел глаза в глаза,

Чтоб до конца в себя вобрать их горечь и тоску,

Их смертный ужас, их любовь... Чтоб сыну показать –

Из чьих страданий скроен был моей судьбы лоскут.

Он думал – мне не суждено изведать их беду.

Но вот пришла моя война.