Авраам Шлёнский - Избранные стихи

Мы видим черный дым, когда горят хлеба,

но сердце выжжено невидимым пожаром.

Перевод М. Квятковской

* * * [23] Из цикла «К разорванным небесам».

Пусть он упал в дорожный прах,

и пусть глаза раскрыть — как пытка,

но это не бессилья страх,

скорей боязнь преизбытка!

Боязнь увидеть все вокруг,

боязнь ушей — услышать слово,

страх губ — издать неверный звук,

и глаз боязнь — заплакать снова.

Страх разума пред высотой

своей: до солнца доберется!

Страх солнца пред самим собой —

ведь ночь родится в чреве солнца.

Перевод В. Корнилова

«Кто здесь шел? Кто прошел по земле этой старой?..»

1

Кто здесь шел? Кто прошел по земле этой старой?

Это чье дерьмо? Кем трава здесь помята?

Здесь прошел пастух с овечьей отарой,

это овцы роняли орешки помета.

Вы кричите, что это неблагородно.

Я сказал: мое сердце — понесшее поле,

ваши звезды ему — что навоз плодородный.

От кого понесу? Кто войдет ко мне с болью?

От кого понесу я? Безлюбо и серо...

От бушующих соков живых мне невмочь!

Вот убрался мой день, как старик Потифера,

словно тело Зулейхи, жарка моя ночь.

Как Иосиф прекрасный, как в будни надежда,

приходит печаль. "Ляг ко мне — и зачну!"

Но Иосиф рванулся — оставив одежду,

убежал от объятий. Теперь не заснуть...

И Зулейха томится на ложе недобром.

Но земля понесла — семя в лоне живет,

ибо жирный навоз щедро поле удобрил.

Вся земля — огромный женский живот.

2

О земля, я шею гну под ярмо!

Как телица, сгибаю ее неумело.

Где стрекало? Где плуг? Мое поле мертво!

Я вспашу мое поле. Веди меня. Сэлла!

И пусть будет оно даже черство, как камень,

Я не стану завидовать полю соседа —

свои травы скошу своими руками

и из ясель своих буду есть свое сено.

Вот я шею согнул. Веди меня. Сэлла!

Твое семя жажду познать я.

Как лицо Дездемоны в ладонях Отелло,

Я лежу в твоих грубых объятьях.

3

Как вы пели про сердце: чертоги, и храм, и дворец!

Украшайте ж его, коврами его застелите!

Мое сердце — будь хлев, будь загон для овец!

Козы, овцы, войдите и в нем поселитесь,

ибо мил мне навоз плодородный в сердцах.

Приходи ко мне, скот, размножайся, плодись!

Пусть бурлит молоко в ваших добрых сосцах,

пусть навоз ваш удобрит поля и сады!

Как вы пели про сердце: звезда среди тьмы!

Я ж для стад моих пастбищем стать пожелал.

Ваши звезды, плоды недозрелой хурмы,

я давно уже с неба сорвал и сожрал.

Перевод Л. Цивьяна

Лишь виноград,

лишь вишенье в садах,

лишь на базарах груды яблок сонных —

со звездами в Господних небесах

они одни соперничать достойны.

И в том секрет обилия ночей,

обилия садов земли и неба.

Ведь страхов всех и сил любых сильней

твой запах — он подобием теней

плывет ко мне и в небе тает слепо.

Луна столь зрелая — она полна лучей,

она на небесах висит кокардой...

Умрет пусть память о тебе, о ночь ночей,

но память о тебе во мне, как радость.

Но память о тебе стучит в груди,

кричит твоей тропинке:

"Где ты?

Где ты?"

И я тебя сподобился нести,

как талисман,

как вкус вина и лета.

Так будь со мной, и повторяй за мною:

"Благословен...", "Вот ты обручена..."

Но солнце вновь курится над землею

прадавним дымом. Даль ясна.

Перевод Л. Цивьяна

Достоверности крах... Изумленья внезапность...

Путь, предавший однажды, бесплоден как дым.

Песни, песни мои! Неужели я завтра

прокляну вас за то, что вы страха плоды?

Вы — плоды, опадавшие с дерева в бурю.

Так хотелось, чтоб радостью вы налились!

Так хотелось поверить в надежду любую!

Но — шквал,

И удар,

И падение... Вниз!

О, как буря листвой облетевшей взрывалась!

Дом распахивал настежь дверь и окно...

Боже, Боже! Прости, что к Тебе я взываю,

хоть и долог наш счет и запутан давно.

Он запутан и долог — длинней, чем дорога

от споткнувшихся "нет"

к неуверенным "да".

Он — конец возжелавшего небо потрогать —

есть изъян или нет? — Не узнать никогда!

Пусть безжалостна бездна, но небо страшнее.

И правды измена коварнее лжи.

Это ложь!

Это ложь!

Это ложь!

И краснеет

мертвый вечер, и солнце, краснея, дрожит.

Оттого я (о, крах достоверности!) вспомню

всех, кто были у двери еще до меня,