Вадим Андреев: Стихотворения и поэмы в 2-х т. Т. I

О, не кричать — дым на земле.
Чужой костер: там дым так легок,
И зависть — мой зачерствелый хлеб
Шершавая молитва Богу.

А на руке выжженный след.
Не зарубцевать память плетью,
Не выбрить на выцветшей земле
Слипшуюся шерсть тысячелетий.

Мне кажется, что я прокаженный —
Предостерегающий желтый звон.
По дороге выжженной и сожженной,
Распугивая, иду давно.

За холмом схоронился вечер.
Ветра жадный вздох.
Опустил сломанные плечи
Высохший чертополох.

Режет дорожный щебень
Острым краем струпья-ступни.
Голое, желтое небо
И пропыленные дни.

Сердце, бейся, как посох о камень,
И в каждом стучи гнойнике.
Не поднять, даже руками,
Опустившихся век.

Сжимайся, от запоя бледный
Выцветший рот пурги.
Время голодных обеден,
Срок гнилых литургий!

Оттепель, прель и голод,
И вспотевший лед на реке.
Разве сотрешь зеленым подолом
Гной на отмороженной руке?

Перегарный покой клячей
Тянет в разбухшую гниль.
Слов пересчитанная сдача
И пересчитанные дни.

Я простой и жадный огнепоклонник.
Слова — обугленные пни.
Сердце — неизданный сонник —
Несуществующие огни.

Огненное лето неповторимо:
Угарны лампады лесов.
Захлебнется рыжим дымом
Солнечное колесо.

И точно лохматая падаль
Вверху — задыхающаяся глубь.
Бросилась душной громадой
Память в косматую мглу.

Сердце — неуч — все в том же классе,
Все те же волосы и те же падежи.
Мне все равно весною не украсить
Сухое слово — жить.

О подожди — не выжечь вереск,
Не выбелить белилом лен.
На солнцепеке глаз заснувшим зверем
Мне сторожить не тающий и жаркий лед,

Прилег в проталине замшенный запах —
На травы выступивший пот.
Смотри, смотри, — там талый запад
От этих глаз — слепой.

Постой, не пой, не пой, не надо!
Мне ладан дан не для земли.
Здесь каждый лист от жажды жаден
И жалость жалобней цветущих лип.

О, как болит весенний просвет просек,
Как просят губ над лесом облака!
Опять, опять заносы сосен
Сжимают хвоей желтый скат.

Река поет и моет мели —
Купели земляных недель.
Метель лучей закружит и застелет
Оттаявшей земли постель.

В последний раз — не пой запоем
И вспомни перебои дней:
Пускай течет за полем поле
Мой час свинцовый на свинцовом дне.

Голод — тяжелая челюсть —
Ты доисторический восторг.
Слепые стихи, что бились и пелись,
Точно незрячий взор.

Сцепленных рук обрубленные сучья.
Рукопожатье — скреп.
Мне кажется, что все на земле в дремучей,
В непередаваемой игре.

Тело — косматый обрубок.
Рваный, сшитый шрам.
Разве поймут выщербленные губы,
Что ты только сестра?

Даже ресницы всклокочены любовью.
Расплавленные глыбы глаз.
Молчать и молчаньем славословить,
Как водой изгиб весла.

Нежность, сорвавшаяся под откос, —
Динамитом вырванные шпалы.
Разорвать бы и грудь вкось,
Чтоб она никому не досталась.

Наваленный грудой железный лом —
Спаянные болью колеса и оси.
Ветер косой косым крылом
Смятую траву не скосит.

Зачем из-под рессор глаза
Сквозь песок и разметанный щебень,
Точно сорвавшийся залп
Живой — в небо?

Надо мной огненная плеть
Стегнет по скрюченному железу.
Дымом набухающая медь —
Задыхающаяся нежность.

Над нами грохочущий мост —
Походка грузного паровоза.
Заблудившийся в сваях норд-ост
Лица, точно реи, морозит.

Сегодня причал плеча
Туже, чем нахрип боли.
Г лаза — почерневший очаг,
Четыре луча и неволя.

Чет или нечет осекшихся слов?
Молчанья не сложить и не вычесть.
Отчаянный всплеск — сорвавшееся весло
Этих губ, и одурь — обычай.