Вадим Андреев: Стихотворения и поэмы в 2-х т. Т. I

Увы, природа! Страшен праздник твой!
Должно быть, это — насмерть поединок:
И видел я, как за моей спиной
Вскрывалась ночь, рвала покой личинок.

И запах трав, и желтый ствол сосны,
Последним взглядом вырванный из мрака,
Постой, постой, — ты видишь, как тесны,
Пусты объятья затхлости и мрака.

Звезда! Ах если ты ведешь дневник,
Ты на просторной занесешь странице
Число и месяц, год и этот миг,
Что я провел у жизни на границе.

Не в силах двинуться, на подоконнике,
Мы смотрим вниз, на ребра крыш и дней.
О как понятно всем, что мы сторонники
Потусторонних зарев и огней!

Томительно слепое созерцание!
Мы утешаемся и думаем, что нет
У жизни имени, у дней названия,
И все потусторонний ловим свет.

Ах, каждый сон уже рассказан в соннике!
И, как герани в глиняных горшках,
Мы на крутом и скользком подоконнике
Испытываем и покой и страх.

Незвучен свет, огонь неярок
И труден лиры северной язык.
О эта скорбь пустых помарок,
Беспомощный и трудный черновик.

Пером просторный лист пропахан,
И черная сияет борозда,
И полон нежности и страха
Твой голос, бедная моя звезда.

Но вот, бумажным, волокнистым,
Зеленым небом стих мой повторен.
Опять меня с блаженным свистом
Одолевает неповторный сон.

И мой несовершенный оттиск,
Двойник стиха, по-новому поет,
И странный вкус небесной плоти
Мне темным чудом обжигает рот.

Бессонница, расширясь, одолела
И напрягла тревожный слух. Мое
По капле медленно стекает тело
В неуловимое небытие.

Касанье чьих-то невесомых пальцев.
О влажный холодок щеки!
Опять Глухая ночь на старомодных пяльцах,
Глухая, начинает вышивать.

Шуршанье тьмы и тусклый шорох шелка —
И розой выцветшей душа глядит,
Как ангел тряпочкой сметает с полки
Сухую пыль веселья и обид.

Я знаю, ты, как жизнь, неповторима.
По краю воздуха твой путь пролег.
Гляжу вослед тебе — прозрачным дымом
Твой путь, виясь, уходит на восток.

Но вот, теряя призрак тяготенья,
Я отрываюсь и взлетаю за тобой.
И я скольжу твоей легчайшей тенью,
Влеком потустороннею звездой.

Смущенных облак вспугнутая стая.
Прозрачны голоса, как синий лед.
И воздух отмирает, остывая,
И падает, и длится наш полет.

Вот, как воздушный шар отчалив,
Порвав докучливую нить легко,
Плывет земля, прозрачная вначале,
В иной покой, в такой покой, в такой —

Кто б думать мог, что время невесомо,
Что так похожи на полет года,
Что нам одним с рождения знакома
Нас в бытие уведшая звезда.

Душа душой, как солнцем, опалима.
Я сохраню твой золотой ожог,
Я знаю, ты, как жизнь, неповторима,
По краю воздуха твой путь пролег.

Не оторвать внимательную руку,
Не отвести прижатую ладонь,
И пьет моя рука, подобный звуку,
Такой неутомительный огонь.

Прозрачной тишиной удвоен
Наш сон, наш мир, наш свет — века.
Пускай вдали, виясь, летят завой
Сей непомерной розы в облака.

И лепестки тяжелых молний,
И вой, и голоса в огне —
Зане наш мир покоем преисполнен
И мира нового — не надо мне.

Не оторвать, не потревожить —
Дороже жизни этот сон.
Распахнутую настежь мглу, быть может,
Оставить вовсе не захочет он.

Вне нас, ломая дикий воздух,
Цветет гроза, и в облачной пыли
Поет, недосягаемое звездам,
Поет, сердцебиение земли.

О только б краешком крыла
Растерянной коснуться страсти —
Благоуханная зола
Недоказуемого счастья!

Мне тленье сладостно земли:
Непрочный мир послушно тает —
Так отлетают корабли
Вдруг перепуганною стаей.

И в обручальной тишине
Почти бесплотно напряженье.
О если б можно было мне
Не знать иного вдохновенья!