Ринат Валиуллин - Варварство

Прав. Со мной будет весело,
в этом уверенность жирная.
Белый свет своим завесила.
Не богиня, вашей чувственности транжира я.

Вы пытаетесь мне голову заморочить
изморосью взгляда, голоса,
считайте, уже удалось, короче,
не тратьте на прелюдию всю мою молодость.

Вот рука, вот согласие, ключи от сердца
получите позже,
у вас их коллекция?
Нет, меня это не тревожит.
Несите руку, вам так идёт
моя красота внеземная.
Сколько раз за жизнь миф о ней слух женщины
обнимает,
чёрт,
не надоедая.

Но вы не повторяйтесь, а то наскучите,
как выхоженный вдоль и поперёк бульвар.
Боитесь этого заявления?
Утолите мне жажду скуки коварной
не прохладой, так отоплением.
Даже в такую жару
от горячей любви никто не откажется:
от ветвистых сосен-старух
до прозрачных подростков-саженцев.

Что за люди, насколько влюбчивы.
Хлеб, зрелище, комплименты, слияние.
Кто по маленькому сходил в любовь —
по большой соскучился,
кто в большую вошёл – уже под влиянием.

С кем же вы целоваться бежали
под куполом, с господом?
С одним из его заместителей?
Унося копну шёлка ржавого
так стремительно.

Или вы спешите к парню
одолжить пару поцелуев,
как поезду, приходящему по расписанию,
который от вас уже никуда не срулит,
в том-то и скука… Ну его.

Может, в мужские вечерние губы,
вырезанные пунцом в газоне щетины,
молитву вдыхая жилистого парфюма,
бросились к хищнику за интимом.

Что же вы раньше мне не сказали,
что вы замужем?
Моего красноречия губища алые,
поди, надоели вам уже.

Нет у меня никаких принципов,
только вам же после мучиться,
надевать на себя дом, словно гостиницу,
с лицом провинившейся ученицы.

Учить новую роль в старом спектакле,
вознося его режиссуру.
Чтобы чувства ещё сильнее плакали,
не ломайте себе жизнь,
не будьте дурой.

Слух словами избалован,
руки кожей,
красотой глаза.
Вы поделитесь частью от малого,
скрывая ожоги,
опытом бледненьким
страсть держа.

Вы на диване духовке,
булочка булочкой кондитерской,
был бы острее язык,
наглостью слюну свою вытер бы.
Пусть поражение отзывается дольше эхом,
чем любая победа.
Я, свинченный из мышц и меха,
хищнее всякого людоеда.

Вам нужен мой взгляд – держите,
для красоты не жалко.
Я знаю, что не интересую,
но вам-то он необходим,
хотя таких уже свалка.

Днём и ночью ищете подтверждения
собственной красоты
в отражении лиц, зеркал, слов.
Таланты без поклонников навязчивы и пусты.

Вы никогда не сможете меня бросить?
Как небо эту звезду безжалостно,
даже если возникнут вопросы,
от которых ревность сжималась бы?

Не ревнивы?
Мало кому удаётся это в себе признать.
А если я дам вам повод?
И взгляд
зависнет на молчании сиротливо,
как эта луна.
Не страхуюсь, просто хотела узнать вас лучше,
хотя бы как знаю себя.
Правы, в человечишке много чуши,
но ведь роды её – любя.

Как первый признак влюблённости,
как первый поцелуй, если хотите.
Много ли вы помните первых поцелуев?
Мужская память к датам подобным так
снисходительна.
Вот губы, запишите! Час тридцать, первое июля.

Вы построили стену моей безопасности
из нежности,
и подолы её халатности
тканью выстелились небрежно
в недостатки вас и меня,
превращаясь нелепо в достоинства
до…
Случавшееся – х…,
анатомии книга толстая.

Демон, кистью костлявых рук
миловали меня, как глину,
ваш портрет моему зрачку
разрисовывали и лепили.

Лепили речь,
я ни слова не понимала.
Чтобы вам, как себе, не перечить,
уносимая в спальню из зала.

Разлюбите, я не боюсь,
бросьте, если это повод,
зла пословицу мне на бюст
или только слово.

Выскажитесь громко не губами, а глоткой.
Я вас достала… Как книгу из шкафа
или стакан с потеплевшей водкой,
укутавшей альвеолы шарфом.

Если вы не скажете,
то это сделаю я
со всей наглостью ласки.
Нет, не были лажей те
ночи, пока дни не стали адскими.