Михаил Антонов - Право и общество в концепции Георгия Давидовича Гурвича

Находясь под впечатлением американской социологии права, с которой я познакомился в те годы, я переработал мою социолого-правовую концепцию в более реалистическом ключе. Из этого получилась книга «Социология права» (Нью-Йорк, 1942), переиздававшаяся в Лондоне в 1947 и 1953 гг. Но моя мысль уже была обращена в другом направлении: к проблеме соотношения теории и эмпирических исследований в социологии и к проблеме социологии знания.

Стоит отметить, что первоначально я был поражен той диспропорцией, которая существует между широтой дескриптивной и экспериментальной исследовательской базы американской социологии, с одной стороны, и бедностью научно значимых результатов – с другой. Затем меня поразило отсутствие научной культуры у американских исследователей, которые не имеют никакой концептуальной основы для своей работы и поэтому оказываются неспособны отделить существенное от случайного, даже не зная, на какой вопрос они хотят найти ответ в своих исследованиях. В заключение я удивлялся тому факту, что, благодаря использованию технических методов опросов, подсчета чисел и их статистической обработки, основная проблема социологического познания оказалась принесенной в жертву лишенным интереса описаниям [949], к результатам которых постфактум можно подогнать любую социологическую теорию. Сами по себе новые американские теории удивили меня отсутствием содержания и глубины [950]. Именно из-за ощущения того, что эмпирическое исследование в американской социологии за последние 25 лет упало до еще более низкого уровня (не только по сравнению с двумя ставшими классическими исследованиями Томаса и Знанецкого «The Polish Peasant in Europe and America» (1918–1921) и Линдта «The Middletown», «The Middletown in Transition» (1929), но и по сравнению с исследованиями Лепле и его школы во Франции), я решил организовать сборник работ «Социология в XX веке». Данная работа, объединившая усилия многих американских коллег, появилась в 1946 г. в США, и в 1947 г. – во Франции. Но, если не брать в расчет справедливую критику тех ложных проблем, которые в XX в. мешали развитию социологии, данный сборник оказался полезным только как источник библиографических ссылок и информации. Наименее довольным из всех читателей был, очевидно, ответственный редактор сборника и автор этих строк.

После возвращения во Францию в сентябре 1945 г. я инициировал создание Центра социологических исследований (1946) при Национальном центре научных исследований. Принимая во внимание систематичность мысли французов и более глубокие философские познания своего поколения, я надеялся, что состыковка теоретической и эмпирической социологии во Франции сможет произойти быстрее, чем в США. Но оказалось, что я был слишком оптимистичен. За исключением ряда представляющих интерес открытых дискуссий и трех весьма плодотворных конференций по социологии («Индустриализация и технократия» (1948 г., под моим председательством), «Город и деревня» (1952 г., под председательством Ж. Фридмана), «Социология современной семьи» (1955 г., под председательством М. Сорре)), равно как нескольких интересных полевых исследований, завершившихся удачными публикациями, Центр (оъединяющий ряд серьезных исследовательских коллективов) пока еще не добился насущно необходимой для социологии состыковки теории и эмпирического исследования.

Я оставил руководство Центром в 1949 г., когда иные академические обязанности и состояние здоровья сделали невозможным совмещение с преподаванием в Сорбонне и в «Ecole pratique des Hautes Etudes», которое я начал с 1948 г. Но я все равно продолжил искать в своих работах состыковки теоретической и практической социологии. С этой целью я основал в 1946 г. журнал «Les Cahiers Internationaux de Sociologie» и опубликовал в 1950 г. мою книгу «Современное призвание социологии», расширенное и дополненное издание которой готово к переизданию в двух томах. Вышедший в 1957 г. первый том («Дифференциальная социология») уже содержит достаточно полную типологию (на уровне микросоциологии, социологии групп и глобальных обществ).

Реализм и релятивизм в социологии были доведены мною до их крайних выражений, и термин «диалектический гиперэмпиризм» [951]наилучшим образом обозначает используемую мною социологическую методологию. Комплементарности, взаимные импликации, двузначности, поляризации и взаимообусловленности перспектив, имеющие место между микросоциологическими типами, типами социальных групп и классов, типами глобальных обществ; между глубинными уровнями социальной действительности, иерархический порядок которых каждый раз меняется сообразно изменению типа глобальной или локальной социальной структуры; между тотальными социальными явлениями, не входящими в структуру элементами, социальными структурами и организациями; между общей социологией и отдельными отраслями социологии; наконец, между социологией, историей и этнологией – все перечисленное дает представление о моей методологии. Конечной целью этой методологии является социологическое объяснение, которое под углом причинно-следственной связи увязывается с объяснением историческим. Одна из тайн связи между социологической теорией и эмпирическими исследованиями, если не брать в расчет собственно проверку на опыте и постоянное обновление рабочих гипотез, заключается в том ценном материале, который история предоставляет в распоряжение социологии. Впрочем, и сама история нуждается для начала в социологической типологии и в социологическом изучении социальных структур [952]. Здесь после долгих лет отчуждения и произошла моя новая встреча с Марксом…