Знание-сила, 2006 № 06 (948)

Стремясь к объективности, автор в каждом примере постарался отыскать реальное и выдуманное, а в результате читатель совершенно иначе отнесется к сложнейшим проблемам того времени.

Игорь Андреев

Рисунок Е. Садовниковой

Император Павел I находился в дурном расположении духа. На плац- параде конногвардейцы не изволили держать строй, а лошади обсыпали площадь мелким навозом. Государь император приказал конногвардейцев посадить на гауптвахту, а лошадей во избежание досадных недоразумений кормить накануне парадов очищенным овсом. Тут же проворные чиновники составили смету по всему гарнизону. Оказалось, что на фураж лошадей надобно дополнительно ассигновать еще 50 тысяч рублей. Павел пал духом. Денег не было. Вернее, они были. Но их надлежало употребить на другие благородные дела: строительство будок и других казенных заведений в уездах империи. Ничем пожертвовать было нельзя — смотрела Европа.

Тут Павлу и подали злосчастное письмо. Аноним доносил, что попечитель столичных богоугодных заведений утаил от казны 50 тысяч рублей.

— Вот деньги на овес! — воскликнул император и повелел тотчас опечатать имущество казнокрада. При этом выяснилось, что письмо было задержано в инстанциях на полгода.

— Как! Кто посмел! — бушевал Павел. — Ежели б не эта волокита, мои лошади уже полгода не загрязняли бы план. Накажу! Сошлю!

В этот момент императору и явилась счастливая мысль о строительстве ящика для жалоб. По проекту Павла оное сооружение должно было представлять полый ящик, окрашенный в желтый цвет и водруженный на столб такой же окраски. Для получения жалоб и прошений в ящике проделывалось продолговатое отверстие. Этим достигалось единение самодержавия с просителями.

На следующий день солдаты водрузили у правого крыла Зимнего дворца столб с ящиком. Павел, осмотрев его, остался доволен.

— Я покажу канальям-французам, как надо обращаться с народом. Ящик поставить — не "Маркельезу" петь, — грозился он и тряс жидкой прядкой волос, выбившейся из-под парика.

Санкт-Петербург был взволнован. Ходили невероятные слухи, будто государь император заимел ящик, выискивающий всех казнокрадов. Чиновники всполошились. Присутственные места перестали работать. Толкаясь приплюснутыми от долгого сидения задами, мелкие чиновники сновали по коридорам и шептались, шептались. Лица покрупнее тоже изволили шептаться, но в залах за столами. Отдельные горячие головы предлагали махнуть на императорскую затею —ящик—рукой:

— Ежели будут сажать всех, тюрем не хватит! — опрометчиво заявляли они.

Разумные головы были, однако, иного мнения. Припоминали вахтпарады, с которых государь отправлял в Сибирь толпы прогневивших его офицеров. А Сибирь, она, ох, какая большая — всем места хватит. Некоторым уже виделись ровные колонны чиновников, маршируюших по сибирскому тракту. Решено было забросать ящик пустыми доносами и охладить разгоряченный пыл императора.

Угнало про ящик и простонародье.

С раннего утра Павел ощутил страстное влечение к государственной деятельности. Насвистывая бравый мотив марша, он спустился вниз. У ящика никого не было. Павел несколько раз обошел вокруг столба и почувствовал себя удовлетворенным: столб стоял прочно, как самодержавие, ящик держался крепко, песок, коим было обсыпано основание, был желт и образовывал строгий, лишенный непозволительных вольностей круг.

"Однако никого нет, — не без досады подумал император. — Надобно приказать несколько опустить ящик для особ низкого роста, чтоб и они могли воспользоваться моей милостью... Однако почему никого нет? Господин Вольтер писал матушке восторженные письма, называл "северной Минервой". Между тем она не догадалась учредить ящик для народного блага. Впрочем, все эти Вольтеры, Дидро ужасные якобинцы. Хорошо, что я запретил слово "гражданин" и ношение длинных панталон. Это разъедает основы государства... Неужели никто не придет? Надо приказать оповестить обывателей о ящике через печатные афишки..."

Вдали мелькнула фигура в купеческом кафтане. Павел поспешил укрыться за угол Зимнего. Купец нерешительно подошел к ящику, вытащил скомканное письмо. Павел тотчас вышел из своего укрытия, чтобы принять излияния любви от человека, которого он только что облагодетельствовал ящиком.