«Я всю жизнь старался ни к чему не прикрепляться особенно сильно: ни к людям, ни к городам, ни к работе. Забираясь поглубже в воспоминания детства, я видел, откуда происходит эта отчуждениость. Слишком быстро прошел тот светлый период жизни, когда родители кажутся самыми большими, самыми умными и самыми красивыми людьми на свете. Уже в школьном возрасте я видел, что мать – обычная истеричка, далеко неумная: но настойчивая в своем желании контролировать все вокруг… или хотя бы в своей семье. А отец – замкнувшийся в себе пьяница, в котором погиб художник. Но при всех ссорах и постоянной нервозности их союз был крепким, как симбиоз водоросли и гриба в лишайнике. Ее окрики и его окурки – чем дальше рушился мир вокруг них, тем крепче была зта связь, основанная на простом психологическом дополнении, которое иногда называют любовью. В свою сеть они пытались затянуть и меня. «Зачем ты закрываешься в комнате? Что ты от нас прячешь?» – кричали они. А я, тогдашний школьник, не мог понять, чего они хотят: ведь я ничего не прятал, я просто читал «Последнего из могикан» и не хотел, чтобы мне мешал их шум с кухни. С годами я учился «закрывать дверь» все лучше и лучше: я не проживал больше года в одной и той же комнате общежития, я не имел друзей- да-да, как герой Лермонтова, я имел лишь приятелей, но не друзей, у которых плачутся на плече. Я ненавидел все эти русские «разговоры по душам», эти пьяные кухонные «ты меня уважаешь?», когда выворачивают свое грязное белье друг перед другом, заставляя тебя делать то же самое, заставляя связываться с другими таким сомнительным «душевным родством»».
Впрочем, многочисленные прикольные шифровочки «для своих» все же переполняют текст, как изюмины в кексе, испеченном щедрой хозяйкой. Собственно, вся «Паутина» – одна большая «шифровка», отправленная пианисткой Кэт – пардон, Мэри! – на Большую землю.
Именно по этой причине я не ограничился собственным драгоценным мнением, а обкатал «Паутину» на парочке добровольцев, каковые в Сеть не заходят, а посему совершенно неспособны испытать бурную радостьузнавания при упоминании, к примеру, «вернеровского робота Мистер Смех», или лекций Лебедева по «урле ведет еу» и Мирзы Бабаева по «искусству сновидения». И почему «Лабиринт отражений» Лукьяненко написан в стиле «фидорпанк», не понимают. Думают – опечатка.
Но оказалось, что и у них «Паутина» идет как по маслу, хотя отдельные «шифрованные» абзацы (вроде пародии на «Вечерний Интернет» в пятой главе) все-таки вызывали у моих подопытных коротенькие приступы зевоты. Так что теперь я совершенно уверен, что необходимый «кандидатский минимум» для получения удовольствия от чтения «Паутины» -это просто знакомство с «Балладой о Добром Робине».
Напоследок хочу выразить официальную благодарность авторам за изобретение гениального термина «худл» (впрочем, за время пребывания в моей голове он непреднамеренно обогатился лишней гласной и превратился в еще более уничижительное, но мелодичное «худло»). Я абсолютно убежден, что наш брат, пишущий прямоходящий примат, должен знать слово «худло», повторять его как мантру и не забывать о нем ни на мгновение. Наилучшая прививка от головокружения: «Чем занимаешься?» – «Да вот, худло варю потихоньку!» Самое смешное, что при этом необходимо столь же дисциплинированно помнить об ангеле, который стоит за твоим плечом, пока… да уж, пока «варится худло», лучше и не скажешь! И если удастся примирить в своем сердце два этих образа, возможно, вы сумеете удержать равновесие и пройти по лезвию бритвы. Уцепившись только за «худло» или только за «ангела», вы неизбежно окажетесь в пропасти. Другое дело, что подавляющему большинству пишущего населения пропасть сия кажется уютными местом, в котором не грех скоротать жизнь – другую. Но это уже проблема иного порядка.
Маис Фрай, литератор
Фантастика
«У всякой профессии и у каждого сообщества есть свои книги: у педагогов – «Педагогическая поэма», у сталеваров – «Как закалялась сталь». Только про Интернет не написаны романы. Есть, конечно, Гибсон сотоварищи, но они ведь импортные. И вот, наконец, появился роман, выдержанный в национальной традиции.»
(журнал Internet #12)
Мэри Шелли, Перси Шелли
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: РОБИН ГУД
в темноте
на верхней полке вагона
проснулся от крика
и слушая
как перестук колес
ткет одеяло
из тишины
понял
что никогда уже не узнаю
Читать дальше