Знание-сила, 1999 № 09 – 10

И все-таки удивительно: никогда не знаешь, кто из них приживется лучше. «Малютка-Джон» – вроде грубый черновик, первый опыт, дешевые хакерские трюки. «Орлеанская» и «Монах Тук» – просто на паре бутылок пива сделаны. Зато каким героями стали эти трое! А над «Робин Гудом» столько думал, подбирал материал… и гочти никакого эффекта. Теперь, конечно, придется малость перестроиться. Подумать только – «Наш человек в Гаване» был моим любимым романом в институте! Но для верности стоит, пожалуй, слазить в Британский архив старика Грина… заодно «Комедиантов» перечитаю.

В любом случае, встреча прошла очень даже плодотворно. Вот и «Неко-8» снова помянули… Интересно, что за люди эта «Неко»? Надо бы связаться – название располагает. И еще интересно, кто же это грохнул OutLine. Я-то ведь не посылал туда свою «Орлеанскую».

Но сейчас – домой, есть и спать. Не знаю, сколько я там у них валялся, но спать в одежде и под снотворным – это не лучший способ отдохнуть.

Пока меня не было, тротуар перед домом успел очиститься от ночных сугробов, зато на клумбе у моего подъезда появился маленький снеговик. Он таял, глаза стекали вниз черными ручейками, смешные руки-палочки были широко расставлены в стороны. Я выбросил окурок и приостановился, разглядывая нелепую фигурку. Что-то белое мелькнуло перед глазами, раздался звонкий удар о землю, и меня задело чем-то по лодыжке. Пару секунд я стоял как вкопанный, потом огляделся. Снеговику снесло голову, а вся асфальтовая площадка между мной и дверью подъезда была усыпана ледяными осколками. Ледышки причудливо мерцали, наполненные лунным светом. Безголовый снеговик все также бодро держал руки в стороны, словно загораживая проход в опасную зону. Я посмотрел вверх: высоко на карнизе крыши, в огромной челюсти, состоящей из полутораметровых зубов-сосулек, виднелась приличная прореха как раз над входом в подъезд. В прорехе, под самым карнизом, чернело одно из чердачных окошек, похожее на бойницу.

Продолжение в следующем номере.

Четверть века – с 1965 по 1989 год – длилась в журнале эпоха Нины Сергеевны Филипповой.

КИЖ (Коммунистический институт журналистики), ленинградская молодежка, блокада, женская отдельная кавалерийская бригада, издательство, а потом журнал «Молодая гвардия», «Литературная газета», Всесоюзное радио – так складывалась первая половина трудовой жизни. И «Знание – сила» – на вторую ее половину.

Для нас, для редакции и ее друзей, это был дар судьбы. Овеваемый всеми ветрами времени, журнал нашел свою позицию, свой голос и верного и доброжелательного читателя. Он достойно шел своим путем.

Сейчас у Нины Сергеевны праздник. Поздравляем!

Я люблю Вас, Нина Сергеевна!

Признаваться в любви публично, да еще собственному начальству, хоть и бывшему, неприлично, я знаю. Насчет приличий у Вас всегда было строго, это я знаю тоже. Не по-нынешнему аскетичны в выражении чувств. Вы временами позволяете себе только затяжную паузу. И петом голос не повышаете, как ожидают в таких случаях, а снижаете почти до шепота. И два пятна на скулах. Ох, и боялись мы, кто Вас знал, этих пауз и пятен, этого шепота…

Вы были среди нас королевой не потому, что сидели в кабинете главного редактора, а потому, что были королевой. Наверное, есть такая порода людей, особая от рождения и до смерти. Вы королевой входили и е ЦК КПСС, когда отправлялись туда – без всяких предварительных звонков доверенных лиц, ибо в этих кругах доверенных лицу Вас не было, – чтобы вытребовать увеличение тиража, объема или отбиться от очередных идеологических упреков и подозрений. И ведь никто не верил, что Вы позволяете себе – и нам – такие вольности, не имея надежной крыши. Я твердо знала, что ее нет. А знакомые социологи, к которым я время от времени обращалась за помощью, говорили:«Так не бывает. Ты просто не в курсе…».

Нет, это они были не в курсе. Это они не знали, как во второй половине шестидесятых редакцию трепали проверками специальные комиссии. как эти комиссии шли в бухгалтерию, чтобы по гонорарным ведомостям выяснить всю правду об авторах журнала и их национальности, и как, придя к одному из руководителей отдела пропаганды ЦК КПСС, Вы сумели погасить грозные заключения трех комиссий, задав всего лишь два вопроса: «Если есть новая установка по работе с авторами еврейской национальности, то почему я, как главный редактор, об этом не знаю? А если нет, то какова цена работе этих комиссий?» И заключения были закрыты.