Виктор Ильин - Теория познания. Философия как оправдание абсолютов. В поисках causa finalis. Монография

Многие издержки и передержки классического взгляда на природу индуцированы системой прредпосылочного знания классической культуры (XVII–XIX вв.), питаемой ею доктриной рациональности. Согласно последней природа инерциальна, безжизненна, нецелесообразна; истолкование ее продуктивного потенциала востребовало прямой апелляции к телеологии. Как в части решения морфогенетической проблемы (возникновение целесообразного мира – результат непосредственного участия творца), так и в части решения психофизической проблемы (окказионализм Декарта, Мальбранша, Гейлинкса, Клауберга, толкующий взаимодействие души и тела как акт непрерывного чуда, затребующего прямого вмешательства бога).

Человек своего времени, страстный поборник классики, Кант толковал целесообразность природы под фирмой трансцендентализма – установки сознания считать вещи целесообразными 31.

Философия начиналась там, где кончалась наука. Трактовка целесообразности как спекулятивного измышления в залоге als ob, не имеющего касательства к природе, для представителей конкретно-научного знания (и новой философии) выглядела анахронизмом. От Блуменбаха до Дриша и далее – Уайтхеда и Нидэма оформилась широкая оппозиция, настаивавшая на внедрении в материю «жизненной силы», «организменности», «реальной образующей силы».

Располагая двумя противоположными подходами, мы можем констатировать их ошибочность.

Позиция als ob . «Понятие целевых связей и форм природы, – указывает Кант, – есть… еще один принцип, позволяющий подвести ее явления под правила там, где законы механической каузальности недостаточны» 32. Что мешает расширить понятие каузальности, обогатить механическую причинность целевой? Мешает предвзятая догматическая приверженность классики, гипертрофирующей механическую форму детерминизма. Пристрастие к абсолютной ценности таковой индуцировало дихотомию «конститутивное – регулятивное». Первое – объективно заданное – ориентировало на выделение продуктов природы из ее причин. Второе – субъективно заданное – ориентировало на выстраивание суждений о явлениях.

В случае выставления второго на место первого регулятивное отношение выходило бы за пределы собственно способности суждения и в качестве понятия разума вводило бы в природознание новую (целевую) каузальность. Такая – неправомерная инициатива – вполне подрывая рациональные устои познания, заключала бы от целей природы к высшей причине природы и ее свойствам, означала бы выстраивание физикотеологии 33.

Поскольку интеллектуальное охватывание, рациональное обозрение природы «никогда не может поднять нас над природой до цели самого ее существования, а тем самым до определенного понятия о высшей интеллигенции» 34, допущение целей в природе (телеология) не правомерно. На базе отрицания возможности телеологии обслуживать возможность теологии дискредитируется целевое причинение как форма конститутивной каузальности. Насаждается спасительная иллюзия цели как каузальности регулятивной.

Витализм. Объяснение вполне реальных эмпирически данных эффектов адаптации, прогрессивного усложнения, биоразнообразия, эмансипируясь от убогого регулятивного «как дóлжно судить», проводится в русле гилозоизации и антропоморфизации фактуры. Верно, трактовка явлений жизни востребует специфического антимеханистического, антиредукционистского языка, но почему, язык этот зиждется на восстановлении мифологической архаики? Нерациональная тень создает видимость рационального объяснения. И создает по известному принципу овеществления, вкладывающему в химеры способность жить самостоятельной жизнью (по принципу свертывания {x / φ(x) }).

Между тем для соединения обыденного и невероятного в квазиобъяснительной процедуре нет никакой потребности. Достаточно представить предметом более пристального внимания: в чем идиосинкразия по поводу целевой причины? Классический рассудочный прагматизм в виде призраков механицизма и физикотеологизма съедает душу. Однако же не лучше витализм (энтелехия, организмизм), практикующий провал в когнитивную нелепицу.

Перед нами пример ситуации, где модели что-то объясняют, но не удовлетворяют ни объяснения (фикционализм кантианства, умножение сущностей витализма), ни их эвристические основания. В таких случаях озабочиваются разработкой более широкой модели, преодолевающей ограниченность, ошибочность предыдущих. Главное заключается в том, что отработка идеи новой модели должна опираться на непременный обмен нормативным опытом, кристаллизованном в дисциплинарном, междисциплинарном, методологическом фонде.